– Буэнос диас! – промурлыкала Жизель.
– Мы начнем говорить по-русски, когда ей исполнится три года, – сказал Бернард, подходя, чтобы поприветствовать дам.
– Бернард, как давно мы не виделись!
Коринна, стараясь скрыть изумление, изучала его новое лицо. Человек, которого она видела на стольких гала-концертах, преобразился до неузнаваемости. Вместо мягких черт, свойственных кантонцам, – рубленый подбородок в странном сочетании с крошечным птичьим носом. Его скулы были выточены заново, а глаза казались эльфийскими, и уголки их были чуть приподняты к вискам.
«Он выглядит как любимое дитя Джея Лено и Гермионы из фильмов о Гарри Поттере», – подумала Коринна, не в силах отвести от него глаз.
– Давай-ка, – сказал Бернард дочке, уводя ее, и добавил, обернувшись: – У Жизель сейчас сеанс краниосакральной терапии, а потом мы сможем пообедать.
Коринна была потрясена. Мало того что Бернард Тай, выросший в огромных особняках и на громаднейших суперъяхтах, живет в скромной обстановке. Но превратить гостиную в настоящую клинику, оснащенную невиданными терапевтическими приспособлениями?! Такого Коринна совершенно не ожидала. Жизель тихо лежала на профессиональном массажном столе, а мануальный терапевт нежно поглаживал ее голову. Рядом находилась ниша, напоминающая скандинавскую классную комнату, с простыми табуретками из светлого дерева и столиками, подушками из мешковины на полу и стеной из пробковой доски, где были закреплены десятки детских рисунков.
– Раньше тут была столовая, а теперь это учебное пространство. Здесь трижды в неделю у Жизель проходят занятия по программированию. Ну а едим мы в кухне. Прошу сюда, вот гостевая комната, где вы можете освежиться перед обедом, – сказал Бернард Коринне.
Она кое-как распаковала вещи в тесной спальне. Вынула банку конфет «Алмонд Рока», на которую раскошелилась, и спустилась в кухню. Семья уже сидела за деревянным столом.
– Я привезла тебе маленький подарок, Жизель, – улыбнулась Коринна.
Она протянула девочке блестящую розовую банку с пластиковой крышкой, малышка двух с половиной лет от роду уставилась на нее в полном недоумении.
– Брр! Пластик! Положи это, Жизель! – Бернард задохнулся от ужаса.
– О, извини, я забыла тебе сказать: в этом доме нет пластика, – прошептала Китти Коринне.
– Не проблема. Я просто вытащу конфеты, и ты больше никогда не увидишь упаковку, – спокойно произнесла Коринна.
Бернард бросил на нее злобный взгляд:
– Жизель придерживается органической диеты и не употребляет сахар и глютен.
– Мне очень жаль, я понятия не имела!
Увидев выражение лица Коринны, Бернард немного смягчился:
– Простите. Я не думаю, что гости, особенно приезжающие из Азии, готовы к нашему образу жизни. Но я надеюсь, что вы по достоинству оцените наш рацион. У нас есть собственная ферма в Топанге, где мы выращиваем всю нашу продукцию. Попробуйте тыкву с фенхелем. Только вчера с грядки. Жизель сорвала укроп своими руками – да, милая?
– Мы едим только то, что растим, – прощебетала Жизель по-испански, разжевывая крошечный кусочек филе-миньона средней прожарки из мяса коровы, питавшейся исключительно свежей травой.
– Полагаю, вы не будете пить «Джонни Уокер блэк лейбл», который я привезла для вас, – заметила Коринна.
– Я ценю ваш жест, но сейчас пью только воду, очищенную методом нанофильтрации, – сказал Бернард.
«„Ценю ваш жест“? Боже мой, посмотрите, что происходит с гонконгскими мужчинами, когда они переезжают в Калифорнию!» – подумала Коринна в ужасе.
Ей пришлось вежливо проглотить самую холодную трапезу в жизни, и теперь она стояла в прихожей, наблюдая, как Бернард помогает Жизель надеть кроссовки и маленькую шляпу от солнца.
Китти умоляла Бернарда:
– Мы только что приехали. Разве Жизель не может пропустить одно занятие и провести сегодня время с нами? Я хочу поехать с ней в магазин «Фред Сигал» – накупить малышке красивых нарядов.
– Больше не покупай ей одежду в этом храме материализма. В прошлый раз ты подарила ей эти розовые платья принцессы, и в конечном счете мы отдали их в христианский приют. Я не хочу, чтобы она носила одежду, которая укрепляет гендерные стереотипы!
– Хорошо, тогда мы можем просто отвезти ее на пляж или куда-нибудь еще? Пляж все еще разрешен? Песок же не содержит глютен?
Бернард отвел Китти за угол и сказал приглушенным тоном:
– Думаю, ты не понимаешь, насколько Жизель нуждается в этих сеансах осознанности в камере сенсорной депривации. Специалист по рэйки говорит, что наша дочь все еще борется с травмой и тревогой, связанными с прохождением через родовой канал.
– Шутишь, что ли? Ты подзабыл, Бернард, – я, на минуточку, присутствовала при ее рождении! Настоящая беда была в том, что она разорвала в клочья мой родовой канал, потому что ты не позволил мне сделать эпидуральную анестезию!
– Тсс! Ты хочешь усугубить ее подавленное чувство вины? – цыкнул Бернард. – В любом случае мы вернемся к шести. Она будет плавать на пляже Венис-Бич всего сорок пять минут, а затем час играть с друзьями из реального мира в Комптоне.
– Тогда почему ваш поход займет пять часов?
Бернард устало взглянул на жену:
– С поправкой на пробки, разумеется. Знаешь, сколько раз мне придется выезжать на шоссе четыреста пять?
Жизель попрощалась: «Адьес», после чего ее аккуратно пристегнули в «тесле» Бернарда к изготовленному на заказ креслу, а Китти и Коринна присели поговорить.
– Теперь понятно, почему вы хотели, чтоб я все увидела своими глазами… И когда дошло до такого абсурда? – поинтересовалась Коринна.
Китти грустно посмотрела на нее:
– Проблемы начались, когда Бернард лег на коррекционные операции в Лос-Анджелесе. Он проводил много времени в клинике доктора Голдберга и подружился с некоторыми пациентами, в основном с этими суперконкурентоспособными мамочками из Вест-Сайда. Одна из них пригласила его на выходные в Седону, ну и понеслось. Он вернулся в Сингапур новым человеком, заявив, что хочет прекратить операции и принять новое лицо. Он плел что-то об ужасном детстве, об отце, который игнорировал его и просто швырял ему деньги, и матери, слишком одержимой своей церковью, чтобы заботиться о сыне. Он хотел возместить причиненный ему ущерб, став просвещенным, сознательным родителем. Первый год после рождения Жизель был худшим. Когда ей исполнилось всего два месяца, Бернард перевез нас в Лос-Анджелес, утверждая, что Сингапур для нее токсичен, как и присутствие родителей Бернарда. Здесь я жила в полной изоляции, и муж постоянно торчал рядом, следя за каждым моим шагом. При этом все мои действия были в корне неправильны, я постоянно подвергала ребенка какому-то воздействию, хотя единственным воздействием было кормление грудью! Для решения каждой маленькой проблемы мы посещали около пятидесяти разных специалистов в неделю. Последней каплей стало то, что он перепроектировал главную спальню, чтобы она соответствовала образу сна Жизель. Я не могла спать в помещении со всеми этими странными светодиодными лампами, стерильным воздухом и Моцартом, играющим у кроватки ночи напролет. Именно тогда я начала ездить в Гонконг каждый месяц. Просто не могла больше выносить все это. Вы посмотри́те, как мы живем!
