Я последовала за ней в дом и закрыла дверь.
Край
В субботу ночью, в последнюю ночь июля, я не побоялась лестницы и забралась на крышу. Пришла с пустыми руками, одна и не совсем уверенная, что мне делать. Но я должна была прийти.
Крыша оказалась меньше, чем я ожидала, поверхность липкая и грязная, словно под ногами была клейкая лента от мух. Воздух и все вокруг потеряло яркость, сумрачное тепло местами было золотистым, но в основном серым, а впереди простирался размах света и бесконечные очертания тянущихся вдаль крыш. От квадратных конструкций, расположенных на крышах ближайших зданий, повсюду вокруг нас, сверху и снизу, доносился постоянный гул. Я не стала подходить ближе к краю, чтобы посмотреть вниз – не смогла, – но знала, что на одной стороне находится улица, а на другой – личный сад. Темная расщелина предупредила об узком пространстве между зданиями, и я держалась подальше.
Из-за трубы появилась Моне.
– Ты здесь, – произнесла она как будто удивленно, отчего я почувствовала себя ничтожной. Затем она подбежала и повела меня показать свою личную территорию и персональный вид на город, а в моей груди что-то забухало. Она попросила меня остаться с ней. В тот момент я почти поверила, что она знала способ выбраться отсюда и собиралась мне его показать.
Моне поставила на запачканную смолой поверхность садовый стул, ящик для ног и позаимствованную со стоящей внизу, в гостиной, мебели подушку из золотистого бархата. На низкой перегородке валялся игрушечный бинокль, упаковки от снеков и несколько грязных зеленых стаканов из столовой. Она проводила здесь много времени. На крыше под перегородкой стояла миска с кошачьей едой: сухим кормом.
Для меня стула не оказалось, поэтому мы стояли в ее укрытии и выглядывали наружу. На крышах больше не было никого, и на мгновение мне показалось, будто мы забрели в какую-то заброшенную часть Нью-Йорка и весь город принадлежал только нам.
– Ты это хотела мне показать? – наконец спросила я. Если мы планировали сбежать отсюда, мне стало интересно, прилетит ли для этого вертолет с ее давно исчезнувшей мамой-шпионом за штурвалом и вскинем ли мы руки в хлещущий воздух в знак приветствия. Расскажет ли она мне, что придется пройти по веревке, натянутой между зданиями, или спуститься по садовой стене, используя горное снаряжение и осторожно пробираясь мимо широких окон мисс Баллантайн.
Я надеялась, была открыта для всего, но она пока ничего не рассказала.
– Да, – только и ответила она. – Все всегда спрашивают, куда я хожу по ночам. А куда еще? Ты знаешь, что происходит после комендантского часа.
Я знала – и не знала. Возвращение в дом стало в моей памяти белым пятном. Я находилась на обочине у будки с телефоном, а потом оказалась по нашу сторону ворот. Далее замок закрылся, цепь повешена, и путь обратно отрезан.
– Но что насчет моей первой ночи? Куда ты отправилась?
– Пыталась остаться снаружи, – сказала она. – Но не смогла пройти сад.
Меня накрыло теплым чувством: она чем-то со мной поделилась. Рассказала настоящий секрет.
– Я просто подумала, ты должна услышать это перед моим уходом, – сказала она.
Перед моим уходом. Разве она не призналась только что, что из «Кэтрин Хаус» уйти невозможно?
Она отошла от меня и села на садовый стул, лицом к густонаселенным кварталам центра города, где той ночью среди остальных высоких башен сверкал белым Эмпайр-стейт-билдинг. За ее спиной торчала печная труба, Моне могла облокотиться на нее стулом и не упасть. Шпили и менее романтичные предметы, такие как водяные цистерны, выпуклые узлы электрических проводов, свисающих с окружающих крыш, растворялись в плохом освещении.
Она как будто чего-то ждала – но чего? Меня?
Ночью ее глаза могли быть любого оттенка – слишком темно, чтобы сказать точно. Она пришла без парика, незачем маскироваться ночью. Возможно, моя мама находилась на этой самой крыше, когда произошел несчастный случай, и после этого так и не вернулась. Она никогда не обсуждала произошедшее со мной. И тогда я поняла. Это снова происходило.
– Почти полночь, – сказала она. – Тогда я и должна это сделать. Не смотри на меня так. Я сделаю это.
Она направлялась к дальнему краю здания. Именно там мы видели голубое свечение, которое приняли за Кэтрин де Барра. Она с такой решимостью ступала к нему. У меня подкосились колени, желудок свело.
– Но… – начала я.
Она повернулась и перебила меня.
– Комендантский час – ложь, – заявила она.
Я вспомнила легенду о Кэтрин. Как ее проглотил воздух. Как ее забрала ночь. Но ее не приняла твердая земля. Не встретил тротуар. Ночь так и не отпустила ее тело, словно хотела полностью властвовать над ней. Именно такую историю рассказала мне Моне в мое первое утро в этом доме.
Я покачала головой.
– Я это сделаю, – сказала она. – Идем.
Прозвучало, как обещание. Она наклонилась, чтобы посмотреть вниз, но я не смогла подойти к ней. Перила отсутствовали – лишь узкий выступ. Там, куда она хотела шагнуть, была черная пустота.
Она поднесла руку к глазам и посмотрела вниз. Он все еще был на ней. Конечно, отыскав его в моем тайнике, она так и не сняла его.
Опал устроился на ее пальце. Тусклому освещению на крыше нравилась его глубокая темнота, но теперь я видела кружащие внутри цвета. Красный и золотой, голубой и зеленый – все блуждали внутри черного камня, двигались быстрее, чем прежде. Опал ожил. Стал теплым и вспыхнул. Он показал вселенную над нами и вокруг, галактику из бесчисленных недосягаемых звезд. Он хотел, чтобы она это сделала; твердил, что пора.
Она улыбалась, но очень грустно. Это жалость отразилась на ее лице?
Темнота скрывала выражение ее лица.
– Что первое ты помнишь о городе? – спросила она. – Отвечай быстро. Не задумывайся. Твой первый день, когда ты сюда приехала.
Я хотела сказать, что встреча с ней на перекрестке двух улиц с одинаковыми названиями. Но выбрала кое-что другое и притворилась, что это первым пришло мне в голову.
– Поезд, – ответила я. – Едущий по туннелям.
– Центральный вокзал? – спросила она. – Я тоже это помню.
Я не ожидала такого. Всегда представляла себе, что она приехала издалека – прибыла на самолете, спикировавшем с неба, подъехала к дому на быстром такси или блестящем черном внедорожнике и выставила с заднего сиденья длинные ноги. Способы добраться сюда могли быть и мистическими, туманными по своему происхождению, не имеющими объяснения – например, просто появиться, как яркое пятно в ночном небе. Но она приехала на пригородном поезде. Как и я.
– Надеюсь, мы еще увидимся, Сабина Тремпер из откуда-то, – произнесла она, смягчая удар. – Если сделаешь это, очнешься и выберешься отсюда, там меня и найдешь. У часов сразу после полуночи. Я буду тебя искать.
