Лицо доброжелательное, мягкое. Седые, редкие волосы. Одет аккуратно. Заметил мой взгляд. Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.
– Вы извините, – сказала я. – Но мне показалось, я вас где-то видела.
– Всегда возвращаюсь этой электричкой.
– Нет. Где-то, наверно, в другом месте.
– В этом районе живете? Рентген никогда не делали?
– Вы в больнице работаете?
– Рентгенолог. Так что, если бывали.
– Точно. Скорей всего. В больнице.
– К нам со всего района направляют.
– Да-да.
Про старуху я его не спрашивала. Может быть, это было предчувствие, я не знаю. Но у меня язык не поворачивался спросить. Я улыбнулась, вынула из кармана свой плеер.
Его взгляд стал внимательным.
– Вы только слишком громко не включайте.
– Не включать?
– Нет, вы слушайте на здоровье, но не так громко. Знаете, как иногда? Вроде бы через наушники, но так громко, что и все вокруг слышат. Это тяжело. Хочется тишины.
– Да, – сказала я. – Но у меня наушники не работают. Я просто включу тихонько.
– Нет, простите, вы же понимаете что. Вы же разумный человек.
Но я уже включила плеер. Не скажу, чтобы очень громко.
Композиция «Снегирь», группа «Контрольный выстрел».
Я тогда именно поняла, что вдохновение – это волна, она тебя подхватывает и несет, тут главное – удержаться.
– Будьте любезны, – произнес он чрезвычайно вежливо. – Выключите.
Глаза его заледенели.
Я улыбалась и слушала.
ТаАААммм-парРРАаам!
В принципе, он мог встать и пересесть, свободных мест в вагоне – полно. Но это «таАААммм-парРРАаам!» как будто вцепилось в него и требовало ответа. Он уже собой не владел.
– Выключите! – потребовал он звенящим голосом. – Немедленно.
Я не обращала внимания. Я его игнорировала. Тогда он раскрыл молнию на своей простой черной сумке, поставил сумку к себе на колени, повернул, чтобы я видела, и сказал:
– Видите?
Покачивался свет в узком, длинном лезвии.
Нож.
Я тихо поднялась и ушла в тамбур. Двери за мной сомкнулись. Я стояла у ледяной железной стены. В руке моей разрывался, громыхал плеер.
ТаАААммм-парРРАаам!
В тамбуре курил подросток. Он не обращал на меня внимания.
Двери откатились, и в тамбур вошел мужчина. Сумка висела у него на левом плече. Молния на сумке – раскрыта. Он передвинул сумку на живот, запустил в нее правую руку и, видимо, ухватил там нож. Он не сводил с меня заледеневшего взгляда.
Я выключила плеер. И стал слышен грохот колес.
Мы стояли друг против друга. Мужчина не сводил с меня взгляда. Поезд сбавлял ход.
– Извинись, – тихо и спокойно сказал мужчина.
– Извините, – сказала я.
– «Извините, пожалуйста».
– Пожалуйста. Извините, пожалуйста.
Электричка встала. Двери отворились на белую, заснеженную платформу. Мужчина помедлил и – выскочил из дверей.
– Осторожно… – сказал машинист.
Подросток стоял, прилепившись к стене. Сигарета дымилась в его белых пальцах.
Комментарии отключаю. Всё равно не смогу отвечать. Не сейчас.
8 января 2013, 03:15
Katerinaa: Допустим, что малец именно ее видел в ледяное окошко. Через неделю после того, как она вырвалась из их машины. Оба события произошли недалеко от одной и той же станции. Где-то там она и скрывается. Нашла убежище. Где-то недалеко. Всё тот же треугольник.
Не может ведь она не есть, не пить в своем убежище? Рюкзак у нее вряд ли волшебный, вряд ли как раскроешь, так и пирожок выскочит. Сколько-то денег у нее с собой было. Хотя бы хлеб должна брать.
У платформы возле станции за небольшим рынком стоят пятиэтажки. Магазинчики в первых этажах. Всё как везде.
Я отправила Мите сообщение. Под утро он прислал мне старухину фотографию. Летнюю. Лицо взято близко, это хорошо. Пятна света сквозь листву. В фотошопе я слепила объявление.
‹ссылка на изображение: лицо старухи в солнечных бликах; над снимком надпись: «29 декабря пропала Дарья Сергеевна Кащина 1925 года рождения, одета в черную мужскую пуховую куртку, серый платок, черную длинную юбку, валенки с галошами, при ней был школьный темно-синий рюкзак. Родственники готовы вознаградить за любую информацию. Номер телефона…»›
Уже не ложилась. Посмотрела какой-то дурацкий фильм с мордобитием. Сварила кофе.
С утра, еще впотьмах, побрела на остановку. Народу мало, дни тянутся праздничные, окна в домах почти все черные, слепые. Подошел пустой автобус, влезли мы, несколько человек, и покатили к станции. Всё так медленно, сонно. И что удивительно, мне и не хотелось спешить. Я была в ладу со временем, сумерки меня не тяготили. Рассеянный электрический свет, медлительность кондукторши – всё казалось правильным. И даже необходимым. Как будто я исполняла давно уже написанный, продуманный и отлаженный сценарий. И спешить как раз нельзя. Нужно тщательно исполнить каждый шаг. Расслышать каждый звук. Ничего не пропустить. И только тогда путь приведет меня к цели.
Такое чувство.
Но главное – я оставалась спокойна.
Приехали к станции, развернулись. Отворились ветхие двери. Я спрыгнула на занесенную белым ночным снегом площадку. Поднялась на платформу. Дожидаясь электрички, смотрела на запад. Кремль не видела, но видела красное зарево, в самую темную ночь оно стоит над этим городом.
Подошла электричка. Я оказалась совсем одна в вагоне.
Зябко, мигала лампочка. Можно было перейти в другой вагон, но мне это казалось неправильно.
Через десять минут я вышла. И вагон укатил совершенно пустой.
Я сошла с платформы и побрела к домам. Кое-где уже горел в окнах свет, открывались магазинчики. Рынок стоял заснеженный, безлюдный. Крутилась между рядами собака. Я лепила свои объявления у подъездов, у входов в магазины. На остановке. На платформе у билетной кассы. На столбах у помойки. У детской площадки на деревьях.
Уже рассвело, когда я закончила. Взяла в ларьке кофе в пластиковом стаканчике и выпила, обжигаясь, горькую жидкость. Дождалась электрички, поехала к себе. В автобусном расписании оказался перерыв, так что я поймала такси и покатила, как королева.
Дома стянула куртку и обувь, прошлепала в комнату, забралась на диван под плед.
Был сон. Как будто бы море, штиль, туман, я в маленькой лодке, берегов не видно, наклоняюсь через борт, хочу заглянуть в морскую глубину, но не успеваю – раздается звонок, я выныриваю из сна.
