Робин Гуд – это символ надежды и перемен в мрачный, суровый период бедности и угнетения в Англии под правлением короля Джона. Хотя считается, что история Робин Гуда имеет давние корни в устном фольклоре, впервые он упоминается в аллегорической поэме Уильяма Лэнгленда «Пирс Пахарь» (ок. 1370), которая наряду с «Сэром Гавайном и Зеленым рыцарем» считается одним из величайших произведений ранней английской литературы. В написанных в тот же период «Кентерберийских рассказах» Джеффри Чосера упоминается «некая лихорадка, которая может быть твоим проклятием», что подтверждает наличие малярии в Фенских болотах на востоке Англии. Малярия проложила себе дорогу в английскую литературу задолго до того, как Шекспир упомянул ее в восьми своих пьесах.
Ранние истории о Робин Гуде отдаленно напоминают образы, созданные Шоном Коннери, Кевином Костнером, Кэри Элвесом и Расселом Кроу. Полный набор персонажей и вспомогательные сюжетные линии сложились лишь после популярнейшего фильма 1938 года «Приключения Робин Гуда» с участием Эррола Флинна и Оливии де Хэвиленд. Это был один из первых цветных фильмов. История веселых обитателей Шервудского леса, восставших против алчных тиранов из Ноттингема, стала культовой и завоевала сердца зрителей (и родителей, рассказывающих сказки на ночь) всего мира. Современная легенда достигла совершенства и кульминации в 1973 году, когда вышел диснеевский мультфильм, в котором Джон был изображен в виде трусливого льва.
Окончательное поражение короля Джона в сражении при Бувине в 1214 году привело к сплочению и общему бунту обозленных баронов. 15 июня 1215 года в Раннимиде Джон был вынужден уступить требованиям взбунтовавшихся баронов и подписать Magna Carta Libertatum – Великую хартию вольностей. Революционный документ обеспечивал права и личные свободы всех свободных англичан (весьма незначительной категории). Я не буду распространяться о мифологических современных представлениях о хартии вольностей. Остановлюсь лишь на одном.
Универсальный слоган «Никто не стоит выше закона», который считается якобы взятым из хартии вольностей, в ней не значится.
Ни в одном из шестидесяти трех пунктов этого революционного документа такой фразы нет. Современное истолкование и сама конструкция этого выражения взяты из соединения двух статей: «Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо (иным) способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его (его пэров) и по закону страны. Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или замедлять их».
Эти идеи, каким бы ни был их смысл в 1215 году, очень созвучны эпохе современной демократии, закона и утверждения всеобщих неотъемлемых прав личности на жизнь, свободу и защиту собственности. Хартия вольностей ознаменовала собой великий сдвиг в истории политической и юридической мысли. Она повлияла на конституции современных демократий, в том числе на Билль о правах в Соединенных Штатах, Хартию прав и свобод в Канаде и на Декларацию прав человека, принятую Организацией Объединенных Наций в 1948 году. Если мы провалимся в кроличью нору и помчимся назад во времени, то можно сказать, что Третий крестовый поход создал контекст и условия для появления Великой хартии вольностей и зарождения демократической платформы.
Хотя хартия вольностей может считаться утешительным призом, попытка европейских крестоносцев отвоевать Святую Землю закончилась полной и безусловной неудачей. Комары предали христианство в период кризиса веры. Если во времена кризиса III века комары поддержали целительные основы христианства, то в период Крестовых походов они положили конец всем торговым надеждам и предприятиям христиан.
Крестовые походы были первой крупномасштабной попыткой Европы создать колонии и распространить свою власть за пределы континента. Комары воспрепятствовали этим первым империалистическим предприятиям. Альфред У. Кросби так пишет о смертельном вмешательстве комаров в Крестовые походы:
«За редким исключением, представители Запада, которые вели войны в восточном Средиземноморье, считали, что их главные проблемы носят военный, логистический, дипломатический и, возможно, теологический характер. Но на самом деле их главной и самой серьезной трудностью были проблемы медицинские. Европейцы часто умирали вскоре после прибытия, не могли иметь детей, которые дожили бы на Востоке до зрелого возраста… Когда крестоносцы прибыли в Левант, они пережили то, с чем британские поселенцы столкнулись в североамериканских колониях спустя несколько веков… им пришлось встретиться с инфекциями, восточными микробами и паразитами. Только привыкнув к этому, они могли сражаться с сарацинами. Период акклиматизации требовал времени и сил, лишал армии эффективности. Все это вело к гибели десятков тысяч человек. Вполне возможно, что болезнью, поразившей крестоносцев, была малярия, эндемичная для влажных низменностей Леванта и побережья, то есть именно тех мест, где скапливались основные массы крестоносцев. Левант и Святая Земля были, а в некоторых регионах и остаются местами малярийными… Каждая новая армия крестоносцев, прибывшая из Франции, Германии и Англии, становилась топливом, подброшенным в печь малярийного Востока. Опыт сионистских иммигрантов в Палестину в начале нашего века очень показателен. В 1921 году 42 процента заболели малярией в первые шесть месяцев после прибытия и 64,7 процента – в течение первого года… Государства крестоносцев погибли, как бутоны срезанных цветов».
В отличие от крестоносцев, мусульмане воевали на собственной земле. У них уже выработался иммунитет, они привыкли к местным разновидностям малярии.
У многих имелись генетические защитные механизмы – антиген Даффи, талассемия, фавизм и, возможно, даже серповидноклеточная анемия. Ричард Девиз, английский монах и личный писец короля Ричарда, рассказывая о мусульманских противниках, с завистью писал, что «погода привычна для них; место это – их родная страна; труд для них – здоровье, а лишения – лекарство». Несомненно, защитники имели преимущество в войне, поскольку они решали, где, когда и какой будет битва, но в данном случае сопротивляемость малярии оказалась главным козырем ислама. И оружием победы.
Несмотря на то, что Крестовые походы оказались очень неудачным экономическим предприятием, они проложили путь к будущим империалистическим успехам. Косвенным образом они приблизили эпоху великих географических открытий и Колумбов обмен. Как мы уже говорили, Крестовые походы включали в себя и войну, и торговлю, что более важно. Межкультурный обмен между мусульманами и христианами возродил труды Древней Греции и Рима и вернул их в научную жизнь Европы. Мусульманские инновации проникли во все сферы науки – их принесли с собой возвращающиеся крестоносцы и торговцы. Мусульманский Ренессанс, или Золотой век Крестовых походов, донес идеи просвещения и культуру в самые темные и застойные уголки Европы.
Крестовые походы способствовали быстрому распространению мусульманских достижений в области навигации. Именно мусульмане придумали современный магнитный компас и важные элементы кораблестроения, такие как кормовой руль и треугольные латинские паруса на трехмачтовых судах, которые позволили судам двигаться против ветра. В 1218 году изумленный французский епископ Акры отправил во Францию письмо, в котором писал, что «железная игла после соприкосновения с магнитным камнем всегда указывает на Полярную звезду, которая остается неподвижной, тогда как остальной небесный свод вращается, являясь осью небосвода. Это чрезвычайно полезно тем, кто бороздит моря».
