В том же разговоре Райт решительно отвергла предположение, что у Лили с Аграновым была близость.
Кстати, американцам Энн и Сэмюэлу Чартер, готовившим книгу про Лилю и Маяковского, Рита Райт наговорила, что Лиля ее вербовала в органы и что она даже была согласна, но во время первого интервью так волновалась, что ее признали профнепригодной. Катанян за это страшно обозлился на Райт и называл ее лгуньей, они даже перестали разговаривать. Лиля же сказала Олегу Смоле, что Рита прекрасный человек, только очень некрасивая.
Ну а слухи, что за смертью Маяковского стояла Брик, действительно «тут и там ходили по домам». Вот и Анна Ахматова говорила Чуковской: «Знаменитый салон должен был бы называться иначе… И половина посетителей — следователи. Всемогущий Агранов был Лилиным очередным любовником. Он, по Лилиной просьбе, не пустил Маяковского в Париж, к Яковлевой, и Маяковский застрелился»
[417].
Так же думал и Павел Лавут. В 1978 году он заявил Олегу Смоле, что не разговаривает с Лилей Юрьевной уже десять лет (ох уж эти стариковские счеты!):
«П[авел] И[льич]: Брик была пустой и легкомысленной особой, любившей славу, блестящее окружение, деньги, легкую жизнь. Если Маяковский получал, скажем, 1000 рублей, то 100 он брал себе, а 900 отдавал им. Автомобилем она пользовалась, как своим. Маяковскому ведь ничего не надо было, у него ничего не было, не было сберкнижки — это сейчас каждый имеет сберкнижку.
Я: Маяковский любил ведь эту женщину. Можно ли перечеркнуть роль Л. Ю., чувством к которой рождены прекрасные, может быть, самые лучшие произведения поэта? Говоря старым языком, она была его музой — можно ли не принимать этого в расчет?
П. И. (пылко): Было вначале что-то, а потом между ними уже ничего не было! Шкловский — вы знаете его! — произнес по этому поводу классическую фразу: “Она никогда никого не любила!” Потом она только боялась его потерять, его деньги, славу, в лучах которой она грелась. И вот, чтобы предотвратить его женитьбу на Татьяне Яковлевой, она, во-первых, перехватывала все письма Яковлевой к Маяковскому, не показывала их ему (потом сожгла их, сняв, конечно, с них копии); в этих письмах велись переговоры о встречах в Париже, об их женитьбе и т. д. И, во-вторых — и самое главное! — будучи в близких отношениях с Аграновым, ответственным работником ГПУ, она подговорила его сделать так, чтобы Маяковскому был дан отказ в выезде за границу. И вот в октябре 1929 года Маяковский просит визу во Францию, но получает отказ. Этот отказ был дан по прямому распоряжению Агранова.
Я: Откуда это известно? Может быть, отказали по какой-то другой причине, без тайного вмешательства Брик?
П. И.: Это всё известно стало из достоверных источников лет 10 назад. Дело в том, что работник учреждения, выдававшего визы, Бродский, симпатичный, скромный, очень хороший человек, находился в комнате со своим коллегой по службе, которому как раз в это время позвонил Агранов и дал распоряжение не выдавать визы Маяковскому. Что это был Агранов, а не кто другой, Бродский понял по тому, как называл его по имени-отчеству коллега Бродского — Яков Саулович, имя редкое, перепутать невозможно. Бродский рассказал об этом Горожанину, тоже работнику ГПУ, позже репрессированному… А мне об этом под большим секретом — просила об этом никому не говорить — лет десять назад рассказала жена Горожанина, с которой я был дружен всегда. Так вот, Маяковский, узнав об отказе в визе, был глубоко расстроен, убит, и с этого момента, в течение полугода, вынашивал мысль о самоубийстве. Конечно, Брик не полагала, что ее подлость станет причиной смерти Маяковского, но факт есть факт, она пошла на всё, чтобы только воспрепятствовать женитьбе Маяковского на Яковлевой. А Вероника Полонская — она только соломинка, за которую хватался Маяковский…
Я: Значит, причиной смерти поэта была личная трагедия, но никак не творческая?
П. И.: Да, только личная. Он ведь не знал, что это подстроила ему Брик, он думал, что это исходит сверху»
[418].
Лиля Юрьевна от нападок Лавута только отмахивалась: дескать, она его даже не пускала на порог, не того уровня персонажик. Зато на порог с удовольствием пускались люди с погонами. Среди них был и упомянутый Лавинской Захар Волович (Зоря), который под именем Владимир Янович числился секретарем советского генконсула в Париже, а на самом деле был начальником парижского отдела ОГПУ. Они с женой Фаиной, специалистом по шифровке и начальницей фотоотдела, бывая в Москве, тоже заходили на огонек в квартиру в Гендриковом. Благодаря этим связям Лиля могла переписываться с Эльзой через дипломатическую почту, которая не подвергалась очевидной перлюстрации. (Зорю, разумеется, тоже расстреляют в 1937-м, по делу бывшего наркома внутренних дел Генриха Ягоды.)
Захаживал к Брикам и Маяковскому и московский начальник Воловича, Михаил Горб (настоящее имя — Моисей Санелевич Розман). Одно время он под фамилией Червяков работал по линии разведки в Германии. «Вот парадокс. Ему приходится расстреливать людей, а ведь это самый сентиментальный человек, каких я знал»
[419], — говорил об этом Лилином госте Исаак Бабель. (Сам Горб-Розман был арестован и расстрелян в 1937 году, реабилитирован в 2012-м. Занимательно, что его дочь вышла замуж за советского диссидента и правозащитника Юрия Айхенвальда, дед которого, модернистский критик Юлий Айхенвальд, был выслан из Советской России в 1922-м, на «философском пароходе» — стараниями Агранова, а вся семья, включая его самого, репрессирована в разные годы. Вот такое перекрестие судеб.)
Кстати, гостиницу «Селект», в которой Маяковский зависал за бильярдным столом, москвичи считали гэпэушной.
Всё это, однако, как будто ничего не подтверждает, но и не отметает. В очереди на опровержение стоит еще одна неприятная сплетня: якобы роман со следующим мужем, Виталием Примаковым, у Лили случился не по прихоти Купидона, а по приказу шефов из ГПУ, и длительная слежка за ним закончилась блистательным разоблачением целой сети военных-заговорщиков. Сплетня идиотская и гадкая, но даже при отсутствии на сегодняшний день бесспорных доказательств в глубине сознания всё равно сидит сосущее подозрение — а вдруг так оно и было?
Жена комкора
Первое время после смерти Маяковского Лиля постоянно плакала, видела поэта во сне и жалела себя. Многие ее записи полны жалоб и почти суицидального настроения:
«Никто так любить не будет, как любил Володик».
«Очень одиноко. Застрелилась бы сегодня, если б не Ося».
«Асеевы уехали в Теберду. Никому ничего от меня не нужно. Застрелиться? Подожду еще немножко».
«Абсолютно устала. Весь день гладила самоё себя по шерстке».
