Черт, как же я не подумала о маскировке!
Я повернулась к Елене и сказала:
– Сейчас мне нужно будет кое-что сделать, только ничему не удивляйся!
Елена в ответ пожала плечами:
– Ты думаешь, после всего того, что я узнала за последние дни, меня еще чем-то можно удивить?
Я выбралась из машины, подошла к бомжихе, которая рылась в мусоре, и придирчиво оглядела ее наряд.
Он состоял из выцветшей куртки огромного размера и бесформенных штанов, вроде тех, в которых наши бабушки и дедушки катались на лыжах в послевоенные годы. Кроме того, на голове у бомжихи была выгоревшая форменная кепка Китайской народной армии.
Я окликнула бомжиху:
– Эй, тетя!
– Чего тебе, племянница? – отозвалась та, оторвавшись от своего увлекательного занятия.
– Хочешь заработать?
– Само собой. Только смотря сколько и что придется делать. Если ехать куда-то – то я не согласна. Слышала про то, как девушек продают на Восток в сексуальное рабство.
– Это тебе вряд ли грозит!
– Кто знает? Вон Люська Шпатель в прошлый четверг села к каким-то козлам в машину, и больше ее не видели. Где она теперь? Это еще хорошо, если в рабство, а если на органы разберут?..
– Да не бойся, никуда тебе ехать не придется. Я только хочу на время поменяться с тобой одеждой.
– Одеждой? – Бомжиха придирчиво оглядела мой костюм и скривилась: – Ну, не знаю! Мне твои шмотки не пойдут! И вообще, отстой, прошлый сезон! Сейчас такое не носят!
– Не тебе бы говорить!
– А сколько заплатишь?
– Пятьсот рублей.
– Пятьсот? – Она поморщилась. – Не, это не деньги! За пятьсот рублей и не чихну!
– Имей совесть! Всего-то, может, на час поменяемся!
– Мое время дорого стоит! – проговорила она высокопарно. – Меньше чем за тысячу не соглашусь!
– Ладно, бог с тобой! Пусть будет тысяча! – согласилась я, поскольку не было ни настроения, ни времени торговаться.
Бомжиха взглянула на меня разочарованно – видимо, решила, что продешевила, и стала стаскивать с себя выгоревшую и продранную во многих местах куртку.
– Эй, стой! Мы что – прямо посреди улицы будем переодеваться?
– А что такого?
– Нет уж, я так не хочу. Тоже еще, стрип-шоу на всю улицу! Пойдем хоть в машине переоденемся…
– Нет, я же сказала – в машину не сяду! Пойдем тогда вон туда, в подворотню…
Она привела меня в темную подворотню, где мы произвели обмен нарядами. Прежде чем напялить ее шмотки, мне пришлось задержать дыхание – такой аромат они распространяли.
– У тебя зеркальца нет? – спросила я.
– Обижаешь! Как это у женщины может не быть зеркала? – И она протянула мне круглое потертое зеркальце, на обратной стороне которого был портрет Мишель Пфайффер.
Я заглянула в зеркало и чуть не выронила его – так ужасно было то, что я в нем увидела.
– Ну вот, – удовлетворенно проговорила бомжиха, одергивая на себе мою куртку, – договорились на час, значит, на час. Буду тебя здесь ждать. Если за час не уложишься, плати неустойку!
– Ладно, ладно! – отмахнулась я.
Когда я подошла к машине и постучала в стекло, Елена перекосилась и прошипела:
– Проваливай! Я не подаю!
– Это же я, Василиса! – прошептала я в ответ. – Не узнала?
– Не может быть! – У Елены отвисла челюсть. – Это точно ты?
– Можешь не сомневаться! Ну что, в таком виде Александра меня не узнает?
– Конечно, нет! В таком виде тебя мать родная не узнает! Но только я тебя в машину не пущу – ее никакими силами не отмоешь.
– А я и не собираюсь. У меня другой план. – И я отправилась к мусорному баку, возле которого раньше копошилась бомжиха, чтобы заступить на ее место.
Только теперь я осознала, что меня ждет – может быть, придется полдня копаться в мусоре.
Но мне повезло. Минут через сорок дверь подъезда открылась и из него, оглядываясь, вышла женщина, чем-то неуловимо похожая на Елену.
Ну да, понятно, Андрей Воронковский сознательно или подсознательно искал что-то похожее на свой идеал.
Сегодня Александра выглядела вполне прилично, в ней трудно было узнать ту полубезумную особу, которая ворвалась в наш офис…
Не было давно не мытых рыжих волос, не было суетливых движений, и глаза не были подведены, как у коалы. Если честно, то я узнала ее, только хорошенько присмотревшись.
Черный костюм отлично на ней сидел, и туфли на каблуке, и сумка известной фирмы. Волосы (вовсе не рыжие, а каштановые) были забраны в скромный узел на затылке, и… вы можете мне не поверить, крошечная круглая шляпка. Черная, разумеется. Я оглянулась на машину Елены и увидела ее изумленное лицо.
Да, вдова Воронковского умела произвести впечатление. Впрочем, Елена быстро опомнилась и пригнулась, чтобы ее не узнали.
Я отошла от мусорного бака и пошла по тротуару с таким расчетом, чтобы наши с Александрой траектории пересеклись.
Увидев меня, она, понятное дело, попыталась избежать столкновения, но я бросилась ей навстречу, радостно бормоча:
– Маша! Маруся! Сколько лет, сколько зим! Уж как я рада тебя видеть! Уж как я счастлива! Это просто словами не передать! Ты ведь мне сто тридцать рублей должна, не забыла?
– Пошла к черту! – огрызнулась Александра, пытаясь меня обойти. – Проваливай прочь, дрянь подзаборная!
– Ты меня даже не обнимешь, даже не поцелуешь? – С этими словами я обхватила ее и чмокнула в щеку. И в то же самое время приколола к лацкану черного пиджака крошечный микрофончик из моего профессионального набора. То есть набор был дяди-Васин, и он понятия не имел, что я взяла микрофон без спроса. Он бы ни за что не дал, он бы меня вообще никуда не пустил.
– Да отвяжись же! – рявкнула Александра и оттолкнула меня, так что я едва удержалась на ногах.
– Маша, Манюня, как же так? – воскликнула я с искренней обидой. – Это что – из-за ста тридцати рублей? Да ладно, можешь не отдавать, если тебе жалко. Я не жадная…
Александра выругалась, брезгливо отряхнула одежду и торопливо пошла прочь.
А я бросилась в подворотню, где меня должна была дожидаться бомжиха.
Но там ее не было.
Вот черт! Разумеется, она сбежала с моей одеждой!
Тяжело вздохнув, я вернулась к машине Елены и рассказала о своих достижениях, которые вкратце сводились к тому, что я сумела прикрепить к пиджаку Александры крошечный микрофон, но лишилась собственной одежды.
– Ну, ты даешь! – рассмеялась Елена. – Она сбежала в твоем прикиде? Кто бы сомневался! Ты ей за это еще и заплатила!
