Странные вещи творились вокруг Елены вот уже… три недели, три недели прошло с того ужасного вечера, когда позвонили из больницы и сообщили, что муж умер. Инфаркт, объяснили ей потом, точнее, не ей, а Андрею.
Она, когда услышала в телефоне чужой равнодушный голос, впала в какое-то странное состояние. Ей казалось, что это не она, а какая-то другая, незнакомая женщина. Это ей, той женщине, позвонили и сообщили, что муж умер, это она примеряет у зеркала черное платье, это она принимает соболезнования от знакомых и сотрудников мужа. Это не та Елена Сорокина, которой она была прежде.
Когда-то давно маленькая Лена в дни школьных каникул жила у бабушки. Родители много работали и пользовались любым случаем, чтобы отослать ребенка. Лене у бабушки нравилось, пока была маленькая.
Бабушка жила в коммунальной квартире в центре. Ее комната казалась Лене огромной. Потолки высотой три с половиной метра. Окна, тоже очень большие, выходили на оживленный проспект, и Лена любила смотреть вниз, трамваи и автобусы с высоты восьмого этажа казались игрушечными.
На осенних каникулах Лена с бабушкой заклеивали окна узкими полосками белой бумаги, а между рамами прокладывали белую вату. На нее бабушка сыпала блестки, а Лена ставила игрушки – маленькую картонную лошадку с гривой из настоящего конского волоса, двух кукол, одетых Снегурочками, еще что-то. Игрушки были старые, еще бабушка когда-то в них играла.
Зимой стекла замерзали, покрываясь удивительными узорами, и игрушки были плохо видны. А на весенних каникулах, когда яркое мартовское солнце прогревало стекла, они казались мутными, а вата была серой от пыли.
Так вот после смерти Вадима Лене казалось, что ее завернули в кокон из этой грязной ваты. Она механически выполняла все, что велел Андрей. Он приехал сразу же после звонка (наверно, ему тоже позвонили) и все взял на себя. Он даже ночевал в ее квартире, чтобы не оставлять ее одну, как говорил он.
Андрей куда-то звонил, потом возил ее на машине, она сидела молча, он все решал сам – где хоронить, где отпевать, где поминки устраивать. Лене, если честно, было все равно. Андрей договорился, чтобы тело выдали как можно быстрее, чего тянуть-то.
Когда все кончилось, она три дня принимала снотворные и успокоительные, а потом поймала себя на мысли, что не помнит лица Вадима. И его рук не помнит, и не помнит, как он ее обнимал. В голову лезли только воспоминания последних нескольких недель, когда Вадим был злой, нервный и дерганый, когда срывался по пустякам и бросал ей в лицо несправедливые слова.
Тогда, в последний день, он отчего-то задержался дома, долго сидел в кабинете, звонил куда-то, а когда она заглянула с пустяковым вопросом, вдруг раскричался.
Елена тоже закричала в ответ, что он ей надоел, что вечно носится со своей жалкой фирмой, которая и слова-то доброго не стоит, сам же постоянно жалуется, что прибыли от нее почти никакой, одни долги. И что, когда она выходила за него замуж, он обещал ей вовсе не такую жизнь. Она не из тех жен, которые вечно пилят своего мужа и попрекают его отсутствием денег. Просто ей все надоело.
Надоел его вечно недовольный вид, надоело, что он стал пить по вечерам. Чтобы снять стресс, говорил. Вряд ли спиртное ему помогало, потому что он плохо спал и утром вставал злобный, как некормленый ротвейлер, и сразу начинал придираться к ней.
Глаза были тусклые, с красными прожилками, пахло от него застарелым перегаром – вообще, он очень подурнел и обрюзг за последний год.
Дела в фирме шли все хуже, Вадим боялся, что обанкротится. Но отчего нужно было срывать свою злость на жене? Она не виновата, она не требовала у него каких-то немыслимых подарков, она вообще по натуре не транжирка, все признавали, что у нее спокойный, выдержанный характер.
В свое время муж настоял, чтобы Елена бросила работу. Она закончила педагогический институт по специальности английский язык. Кроме того, бабушка в свое время занималась с ней французским, так что она свободно владела двумя языками. Но в школе работать Елена не хотела – хватило обязательной практики в шестом классе средней школы.
Она набрала уроков по Интернету. Поначалу работала с дошкольниками, с ними было гораздо легче, чем с оголтелыми, неуправляемыми двенадцатилетними. Потом появились постоянные ученики постарше.
А потом на свадьбе подружки Лизаветы познакомилась с Андреем.
Не то чтобы они были близкими подругами, просто Лизка закатила свадьбу на восемьдесят человек. Как она потом объяснила, достали родственники жениха, которых у него было несчетное множество. Обещали приехать двоюродные тети и троюродные братья из деревни. И чтобы свадьба не напоминала посиделки с семечками и песнями типа «Виновата ли я, виновата ли я, что люблю…», Лизка пригласила как можно больше молодежи.
Андрей был гостем со стороны жениха, тоже, кстати, не слишком близкий друг. Так они и познакомились. Елена не любила шумные танцы, и оглушительные крики «Горько!» наводили на нее тоску. Что, в самом деле, за занятие – целоваться на глазах у пьяных гостей.
А потом какой-то подвыпивший муж двоюродной тетки начал оказывать ей недвусмысленные знаки внимания, и стало совсем противно. Андрей, можно сказать, спас, когда вылил на ту тетку бокал крюшона. Тетка завизжала, ее муж вынужден был отвлечься, и Лене с Андреем удалось сбежать с этой жуткой свадьбы. Лизка потом рассказывала, что в конце и драка образовалась, а жених заснул за столом. Через год она с ним развелась.
Андрей проводил Лену домой, они обменялись телефонами и разошлись. Она совершенно не увлеклась им и дала свой номер только из благодарности.
Он позвонил через три дня, когда она уже забыла про свадьбу. И даже то платье, которое купила специально к торжеству, отдала соседской девчонке Аринке.
Платье она купила второпях, в недорогом магазине, подол тут же пополз, еще какие-то пятна обнаружились подозрительные. Аринка жила с бабушкой и платью обрадовалась до чрезвычайности. Лена к тому времени зарабатывала не то чтобы много, но на еду и одежду ей хватало, однако она помнила то время, когда они с бабушкой перебивались, что называется, с хлеба на квас.
Ленины родители, как уж говорилось, много работали.
«Моя мама – ученая», – говорила маленькая Лена в детском саду.
«А папа?» – спрашивали ее.
Лена говорила, что папа тоже ученый, но в голосе не было уверенности. Мама – да, мама была увлечена наукой, писала диссертацию, сначала одну, потом другую. По выходным мама торопилась в библиотеку или у нее на работе продолжался какой-то важный опыт, за ходом которого требовалось присматривать.
Лена рано научилась сидеть дома одна, потом сама ездила к бабушке. Потому что папа не слишком любил оставаться с ней. Он тоже работал в каком-то НИИ, но, как поняла Лена позже, вовсе не был одержим наукой, а просто, по выражению бабушки, тянул лямку.
Когда Лене было шестнадцать лет, маме, по ее собственным словам, привалила удача, ей предложили работу в Канаде. Контракт очень невыгодный, говорила она, но отказываться никак нельзя, потому что эта тема очень интересная, как раз по ее профилю. Мама сообщила о своем отъезде как о деле решенном.
