Как начать говорить не знал, но знал — нужно. Пусть ее обиды и мое недовольство жгли язык похлеще красного перца, но дело превыше всего. Мне нужны эти двое, я не должен их спугнуть. Наоборот заставить потерять бдительность и в этом без ящерки мне не обойтись. А потому…
— Я костры с детства любил разводить. Даже пару раз в замке пожар устраивал из-за этого.
София молчала. Я посмотрел на ее профиль и приятные черты лица, вырисовывающиеся в свете огня. Прямой, аккуратный носик, губы пухлые и ресницы, такие длинные, что тени от них чуть ли не до середины лица падают, как у кукол.
— Вот горит камин в комнате, я туда кочергой залезу и подвину к себе бревнышко, обгорелое с одной стороны. А потом тем бревнышком, с уголечком на конце иду к занавескам и дырки в них выжигаю- звезды делаю. Красиво же, когда сквозь маленькие кружочки льет лунный свет. Мне нравилось, а вот братьям, — я вздохнул, потому что рана в сердце всколыхнулась.
Отпустить братьев, отпустить боль…Но как же тесно в груди при мыли о них. И воздух становится таким тягучим, что дышать трудно.
Теперь София испуганно посмотрела на меня.
— Ты как? — спросила взволновано.
— Хорошо, — я прикрыл на секунду глаза, успокоился. — А вот когда братьям «звезд» понаделал, те не обрадовались и нажаловались отцу.
— Куда же няни смотрели? — все еще напряженно вылавливала мой взгляд ящерка. Я улыбнулся- переживает.
— У меня не было няни, ни одна не выдерживала больше трех дней, а потому за мной просто приглядывали по очереди служанки, повара, стражники и другие замковые.
— Даже боюсь спросить, каким ребенком ты был. Догадываюсь, что послушным тебя не считали.
— Точно. Потому отец и настаивал, чтобы я возглавил армию Мираконы. Военное дело, знаешь ли, воспитывает как надо и всякую дурь из головы выбивает. По крайней мере папа на это надеялся.
София посмотрела на меня пристально. Я тоже не отводил взгляда.
А глаза у нее красивые, синие, с мелкими серебристыми крапинками в глубине. Словно небо в звездную ночь смотрит на тебя и видит насквозь, каждое потаенное желание или страх, спрятанный на задворках разума. Что за вселенная скрывалась в этих омутах, я понятия не имел, но кожа по телу пошла рябью от внутренних ощущений.
Пламя плясало в синем мареве ее радужек, и я никак не мог оторвать взгляд. София протянула руку и не прикасаясь, спросила:
— Можно?
«Дотронуться» — эхом прозвучало невысказанное слово.
— Можно, — хрипло отозвался я.
Она положила маленькую ладонь мне на грудь, закрыла глаза и я почти сразу почувствовал тепло, скользнувшее по телу. Несколько мгновений и синие омуты распахнулись.
— С тобой все в порядке. Только не терзай душу, иначе и сердце в итоге сдастся, — она убрала ладонь и посмотрела на котелок, — Проверю, готова ли каша.
Каша была готова. Пусть и не такая вкусная как во дворце, но зато сытная. Мы ели молча, а я все потирал грудь, на которой до сих пор горел след от ее руки. Занятная магия, успокаивающая.
Ящерка опустошила тарелку первая, и двинулась к реке, чтобы полоснуть ее. Вернулась и подсела рядом.
— Что дальше? Какой план?
Я хищно улыбнулся.
— А дальше заставляем противника потерять бдительность, взяв игру в свои руки.
— Это как?
На удивление София была собранна, явно не зная чего ждать. Но мне то не в первой, так что попытался ее успокоить.
— Притворимся теми, кем не являемся.
— Кем же?
— Влюбленной парочкой путников, ищущих для себя лучшую долю.
— Влюбленной? — брови девушки поползли вверх, — И как же мы будем притворяться влюбленными? Пару раз займемся чем-нибудь неприличным у них на глазах?
Ну и дерзкий язычок у нее.
— Ну можно и так, — хохотнул я, — а можно просто посидеть в обнимку у костра и скрыться в палатке.
— Очень, однако, влюбленные! Так и брат с сестрой могут сделать.
— Значит ты за вариант «переспать у них на глазах»? — старался говорить я как можно серьезнее, выводя ящерку из себя. Вообще мне очень нравился ее сарказм в минуты крайней взволнованности. Она сразу такой боевой делалась, что меня это умиляло.
— Еще чего! Билет в первый ряд захотел? Перебьешься’- она встала, чтобы уйти.
— Ну чего ты обижаешься, — схватил ее за запястье, — Я же пошутил.
Ящерка зло зыркнула на меня, но назад села.
— Только посидеть в обнимку. Не более.
— А большего и не требуется.
— И долго сидеть?
— Пока зрители не придут. А как придут, сразу в палатке скроемся.
София еще раз фыркнула, схватила с костра котелок и положила в него мою грязную тарелку.
— Вымою все и вернусь. Готовься к нежности, Эдавиан, — съязвила она.
— Давай просто Дави, нечего мое имя вслух произносить, догадаются еще.
На том и разошлись. Софья двинулась к ручью, а я за порцией веток для костра. Сегодня очаг должен продержаться до рассвета.
Собрав приличную кучку палок, вернулся к стоянке, где ящерка уже сидела на бревне, не иначе как меня ждала. Я посуетился у очага и присел рядом.
— Можно обнять? — спросил буднично. Ничего же не делал, о чем не предупреждал.
Софии это все явно не нравилось. Она поерзала на месте и сама уложила голову на мое плечо. Хотела на плечо. Но так как я был выше, получилось лишь облокотиться на предплечье.
— To есть по твоему взрослые влюбленные люди именно так обнимаются. Как детвора на первом свидании? — спросил я.
— Да что тебе вообще не нравится?! — вспылила ящерка и я понял- сейчас уйдет. Тогда не стал медлить и перекинув ногу через бревно, притянул спиной Софию к груди, сгребая в охапку ее хрупкое (ну на вид то точно) тело.
Не успевшая ничего понять ящерка лишь тряхнула плечами, пытаясь ослабить хватку, а я держал крепко, удобно пристроив ее между ног. Дергаться она перестала не сразу.
— Эдавиан, не дай святые маги я хоть что-то почувствую спиной и попой! — ядовито заявила она.
— Что именно? — не сразу сообразил я.
— To самое, Эдавиан! To самое!
— Что?! — теперь настала моя очередь возмущаться. — Да ты вообще не в моем вкусе, чтоб я на тебя реагировал!
— Слышал такое, на безрыбье и рак рыба? Так вот, я не собираюсь быть тем самым раком! Так что держи себя в…штанах!
— Ну и язычок у вас леди. С мылом бы рот выполоскать, — обиделся я.
Но дальше все шло спокойно. Сладкая парочка, удобно устроившаяся перед очагом. Шелест ветра, треск костра, трели кузнечиков, уханье филина. Прохладный ветер, облизывающий меня, но не Софию, которую я спрятал в объятьях. Эх, даже я бы поверил в такую умилительную картину.
