— Да, у меня все замечательно! — тоном бешеного зайчика ответила Эмили. — Свадьба была прекрасная!
— Именно об этом я и хотел спросить…
И голос у него такой жалостливый, аж противно. Он пожалеть звонит, что ли?!
— Ой, прости, меня зовет режиссер. Пока! Созвонимся!
Она бросила телефон в теплый желтый песок под ногами и потопталась. Достали! Звонят, звонят — и все время не те! Не тот, вернее. Еще и сочувствуют теперь.
— Себя пожалей, идиот!
Она позвала Чарли и попросила заказать билет на самолет на тридцать первое, вечером.
— В Лос-Анжелес. И никакой Москвы.
Пора бы и к врачу записаться. А Ник, если ему интересна судьба Эмили, пускай первым звонит. Она же не девочка-подросток, чтобы бегать за ним.
«Ну хорошо, я все равно ему скажу. После Нового года, чтобы не портить человеку праздник».
Эмили обняла руками живот и нахмурилась:
— Если ты мальчик, назову тебя Юл Бриннер. На зло ему!
Но голос Ника ответил в мыслях: «Не веди себя, как ребенок».
— Хорошо, не буду, — пропищала она и вдруг заплакала.
Глава 7. Ужасы отпуска
— Ко-о-ля, ну что ты лежишь бревном вторые сутки?
Нинушка, домоправительница, принесла ему чай на подносе. Зеленый, без сахара. Терехов скривился и откинул голову на подушку.
Его спальня была просторная, в бежевых и золотистых тонах, и цвет напоминал о платье Эмили, которое он с нее снимал.
— Нинуль, тошно мне.
Весь вчерашний вечер он смотрел фильмы, в которых снималась Эмили, и стало только хуже. Она — гениальная актриса. Без шансов, что она захочет усложнить себе жизнь присутствием стареющего русского. А если она разочаруется в нем? Николай меньше всего хотел топтаться по хрупким осколкам ее сердца, как выразилась Настена. Он жаждал заботиться об Эмили, а не вносить разлад в ее складную жизнь.
Домоправительница присела на край кровати и сказала загадочным шепотом:
— А я знаю, что тебе нужно, Коль. — Она потянулась руками под кровать и вытащила шахматную доску. — Мы в шахматы с осени не играли.
— Не хочу.
— О-о, так и в депрессию не долго уйти. — Нинушка осуждающе покачала головой и сказала: — Ты влюбился, что ли?
— Влюбился.
— А почему не поедешь к ней?
— У меня постельный режим.
— А по-честному?
Он вздохнул тяжело и признался:
— Да зачем я ей сдался, Нинуль?
— Коль, я тебя не узнаю. Чтобы ты — и не взял, что хочешь?
— Не трави душу, — попросил он и отвернулся.
Нинушка работала в особняке еще в те времена, когда хозяйка была жива, а Настена носилась по комнатам, как сквозняк. Сейчас же здесь, в Барвихе, и так скука смертная, а теперь еще и апатия навалилась.
Терехов не уходил в отпуск столько лет, что за двое суток отсырел. Он лежал в кровати в полосатой пижаме и покрывался мхом от безделья. Хотелось учудить что-нибудь эдакое, но тоска съедала, и в итоге не хотелось ничего.
Завтра Новый год. Надо бы подарки под елку сложить. Николай каждый год собирал большой прием с родственниками и друзьями у себя, но в этот раз никого не желал видеть. Подарки так и лежали неупакованные.
Впрочем, до завтра еще времени вагон, можно сто раз передумать.
«А все равно поеду к ней в Калифорнию, первого января и двинусь на запад. Скажу, что по делам примчался. Хоть посмотрю на нее».
От этой мысли стало легче. Даже в горле запершило.
В обед дочка поскреблась в дверь и вошла, сурово взирая на форменное безобразие в лице Царя Николая. Она выпустила из рук Рыжего, который вальяжно потянулся и пошевелил длинными усами. У него на шее был бантик.
— Он с кошачьей вечеринки, — ответила на немой вопрос Настя, а оглядевшись, скептически приподняла бровь. — Нет, это пора прекращать, — возмутилась она и распахнула задернутые шторы, впуская свет.
— Уйди, Настасья, я в печали, — пожаловался Терехов, зажмурившись.
— Я тебя сейчас святой водой как окроплю! В печали он. Ты меня удивляешь, пап. Тебе ведь знак свыше упал: закругляйся с работой, начни жить для себя; Цербер со Стасом со всем справляются, тебе не о чем волноваться. А ты, вместо того чтобы зажить припеваючи, начал медленно разлагаться.
— Как будто ты причину не знаешь! — взбрыкнул он, но Настена была та еще коза, она тоже стукнула копытом и выдала:
— Ты бы хоть позвонил этой причине, ухажер! Совести у тебя нет.
— Не по-О-о-нял. Ты же была против.
— Была. Думала, у тебя обычный петушиный бзик, а она поддалась мимолетной слабости, но не поранилась. А ситуация-то серьезный оборот приняла. Я все эти дни наивно ждала, когда ты лестницу в облака построишь, как обычно. А ты как-то уныло завис на земле. Несолидно, Большой Босс. Первый раз вижу, чтобы ты расклеился.
Он и сам это знал. Долой статистику, факты на лицо.
— Честно тебе сказать? Первый раз боюсь сделать следующий шаг. Но я уже решил, что после Нового года смотаюсь в Штаты. Даже если она меня не ждет, так хоть другом прикинусь.
— Ой ё-о-о. Она ждет, пап. Стас ей звонил, говорит, она никакая.
— Никакая? — он расплылся в довольной улыбке, проглотив целую глыбу надежды. — Совсем?
— Пока еще не совсем. Но ты подожди еще месяцок, и будет полный звездец и капитуляция. Ты ж не садист, поступи гуманно.
— Хм… Ничего не понимаю. А со мной она бодро общалась, вся такая счастливая, занятая.
Настя присела рядом и постучала ему по лбу костяшками, уничтожая последние сомнения:
— Але, гараж! Она, вообще-то, актриса.
И будто шторы не только с окон, но и с глаз сорвали. Николай соскочил с кровати и принялся вышагивать по комнате, воодушевляясь с каждой секундой.
— Ну зачем я ей?!
— Ты сначала предложи, а она пускай решает. Очень даже можешь пригодиться в плане быта. Джеймс Бонд под боком еще никому не помешал.
— Я же больной!
— Главное, что не на всю голову. А если в длительный отпуск уйдешь, то и по горам снова с дядей Валиком будешь скакать, как горный козел.
— Настасья, я люблю ее, понимаешь?
Дочка улеглась на кровати и отхлебнула холодного зеленого чая, скривившись.
— Н-да. Хороша свадебка получилась. Ты влюбился, Лизу нашу, которая сестра Стаса, тоже внезапно окольцевали. Ушел ли оттуда хоть кто-нибудь в одиночестве?
— Соня.
— Ой, она не в счет. Ее не приглашали. Нечего портить нам показатели.
