— Боярский сын Сергей Родионов, — приосанился молодой человек. — Прислан для учения в университет здешний. А сюда зван пред светлы очи государыни!
— Ишь ты! — уважительно протянула странная девочка, но тут же ехидно улыбнулась и спросила: — А отчего у тебя лапсердак такой невзрачный, видать папа-боярин поскупился?
Отрок не знал что такое «лапсердак», но общий смысл подначки уловил и оттого нахмурился. Одежда у него и впрямь не блистала, а где другую взять? Кабы было время, можно было у Истомы попросить его расшитый серебряным шнуром и галунами полукафтан, может и не отказал бы, хотя вряд ли. А в обычное время школяры носили нечто вроде подрясников, и колпаки без меховой оторочки, отчего походили на монастырских послушников.
— Погиб у меня отец, — строго заявил он своей новой знакомке. — На государевой службе!
— Прости, — смутилась Шурка, — я не знала.
— Бог простит! — сердито отвечал тот, но вид у девочки был такой умилительный, что он поневоле смягчился. — У тебя, видать, родители при государыне служат?
— Матушка.
— А кем?
— Камеристкой.
— Это кто ещё?
— Ну-у-у…, как тебе объяснить, нарядами заведует, одеваться помогает и прочее, что прикажут.
— Это ближняя боярыня, что ли? — выпучил глаза отрок.
— Ну, не совсем, боярыня…
— Девка сенная?
— Я тебе покажу, девка! — рассвирепела девочка. — Сказано тебе — камеристка!
— Ладно-ладно, не серчай, — испугался Родионов, так и не уловивший положения матери новой знакомой и, на всякий случай, решив не нарываться. — Не разумею я чинов здешних! Второй год в Ростоке жительствуем, а при дворе впервой. Немудрено прогадать!
— Клара Мария, ну где же ты была? — раздался совсем рядом голос принца Карла Густава. — Я так соскучился, и Евгения тебя не раз спрашивала!
— Да тут я, — беспечно отозвалась она и с улыбкой обернулась к брату. — А ты, верно, сбежал от юнгфрау?
— Угу, — довольно отозвался мальчик. — Петер совсем заморочил ей голову, и она не заметила, что я вышел. — А с кем это ты разговариваешь?
— Позвольте представить Вам, дорогой брат, боярского сына Сергея Родионова! — церемонно провозгласила Шурка.
— Вы русский? — вежливо поинтересовался принц, с интересом рассматривая молодого человека.
— Да, — с легким поклоном отвечал тот, гадая про себя, кого это еще принесла нелегкая.
— Ладно, нам пора, — с сожалением заметила девочка, поскольку была не прочь ещё поболтать со студентом, и дети, взявшись за руки, побежали в свои апартаменты, пока их не хватились.
— Но все же, где ты была? — набегу спросил её брат.
— Мы с матушкой ночевали в городе.
— Где?! — мальчик от неожиданности даже остановился.
— В городе Ростоке, — терпеливо пояснила ему сестра. — Оказалось, что у моей матушке есть свой дом, и мы ходили его смотреть, а поскольку было поздно, возвращаться мы не стали и переночевали в нём.
— Понятно. Слушай, я всё хочу спросить, где ты так хорошо научилась русскому языку?
— Да, так, учили-учили и научили — пожала плечами принцесса. — А что?
— Ничего, просто мне он никак не дается. Правда, я стал учить его совсем недавно, когда к нам приехал генерал фон Гершов.
— А хочешь, я тебя поучу?
— Хочу. Мне ведь нужно научиться языку своих подданных!
— Подданных?
— Ну, конечно! Ведь наш с тобой отец — русский царь, а я его старший сын. Как это по-русски — цареевитш…
— Царевич, — машинально поправила его Шурка.
— Вот видишь! Ты можешь выговаривать такие слова, а я нет.
— Ничего научишься.
— Жаль, что матушка не хочет брать тебя с собой, когда мы поедем в Москву, — вздохнул Карл Густав и, вдруг, запнулся. — Ой…
— Тебе не велели со мной об этом говорить? — насторожилась принцесса.
— Ну — да, — помялся тот.
— Не переживай, — беспечно отмахнулась она. — Я бы сама не захотела оставить матушку, а вот её герцогиня с собой точно не взяла бы!
— Почему?
— Ну, мне так кажется.
— Наверное, ты права. Но я буду очень скучать по тебе.
— Я тоже.
Сергей долго еще ожидал возвращения митрополита, но вместо него к нему вышел думный дьяк Луговской и поманив рукой, велел идти за собою.
— Занят Владыко, — пояснил тот школяру. — Пойдем-ка, провожу тебя, а то заплутаешь ещё, чего доброго!
Хотя студент и хорошо запомнил дорогу, возражать не посмел, и послушно двинулся вслед за дьяком.
— Учитесь усердно, — наставлял тот его дорогой. — Грамотные люди в Москве без куска хлеба николи не останутся! Ты ведь из боярских детей?
— Ага.
— А коли выучишься, да в службе не оплошаешь, так выйдешь в подьячие, а то и в дьяки! Уразумел?
— Уразумел, — кивнул парень.
— То-то же! — довольно кивнул Луговской. — Мы хоть и самый малый чин думский, а без нас никуда. Всё дело станет, понимать надо! И поместный оклад такой же, как у окольничих, а в них куда как большие господа служат.
— Это верно, — поддакнул студент.
— Ну что, дальше дорогу найдешь? — спросил дьяк, когда они вышли из ратуши.
— Благослови тебя бог, боярин! — поклонился Родионов.
— И тебя, честной отрок.
— Господине, — решился-таки спросить молодой человек.
— Чего тебе?
— Да тут такое дело, — помялся парень. — Что за девочка тут бегает, лет осьми на вид не более, но чудная и по-русски говорит складно, хоть и не привычно?
— А ты где её видал? — насторожился Луговской.
— Так в ратуше же и видал…
— Ну-ну, — недоверчиво покачал тот головой, но, поразмыслив, решил, что в этой истории нет ничего удивительного, и уточнил: — Шустрая такая и язык без костей?
— Ага!
— Дочка это государева. Царевна Клара Мария.
— Не может быть!
— Чего не может — может! Только мать у неё не царица Катерина, а сенная девка матери Ивана Федоровича.
— Ого!
— Это еще что. Матушка-то царя нашего тоже княгиня в соседнем уделе, тут неподалеку. Сказывают, большого ума женщина! Так вот, как девка-то понесла, так она её со двора гнать не стала, а приблизила и внучку никому в обиду не дает.
— Ишь ты! Так выходит, что царевна-то…
— Не твоего ума дела, паря! — сделал строгие глаза дьяк. — Оно, конечно, государыня не больно жалует падчерицу, однако царь её признал, и целый город в вотчину выделил, а ещё денег на приданое дал. Так что царевна сия невеста не из последних будет, но я тебе так скажу: Намается с ней тот, который позарится на все это, да так, что и не рад будет и приданому и уделу. Помяни мое слово!
