Обошел я и городские укрепления – ну что сказать, давненько тут войны не было. Привыкли люди к безопасности и думают, что так будет всегда. Надо избавлять их от этой вредной иллюзии, и чем скорее, тем лучше. Для них же самих. Надо будет заняться несколько позже, а сейчас – главное дело.
– Господин бургомистр, боюсь, торжественный обед в мою честь надо немножечко отложить! У меня срочные дела в Гюстрове. Скажите, у вас есть лошади?
– Ваша светлость, вы можете воспользоваться моей каретой, она, конечно, не столь роскошна, как полагается для столь высокородной особы, как вы, но вполне удобна.
– Я предпочитаю верхом, тем более что Гюстров ведь совсем недалеко, не так ли?
– Да, ваша светлость, всего около пяти миль.
– Всего? Ах да, немецких миль. Прекрасно, мне надо две сотни лошадей под седлом. Для меня и моей… кхм… свиты. Засиделись мои приближенные, все на море да на море.
– Боюсь, такого количества, ваша светлость, в магистратских конюшнях нет.
– А сколько есть? Да не жмитесь, грех это – сюзерену жалеть лошадей. К тому же я верну, обещаю.
Какое-то количество успели купить Лелик и Болик, пока я шлялся по местным достопримечательностям, какое-то пожертвовали местные шишки во главе с бургомистром, но тем же вечером отряд в сто двадцать всадников помчался в сторону герцогской резиденции в Гюстровском замке. Я чертовски соскучился по своей родне и хотел им задать несколько щекотливых вопросов. Отряд примерно поровну состоял из моих драбантов и новоявленных русских рейтар. Лошади были, правда, не очень, но к утру мы должны были поспеть. Я мало что знал из прежней жизни о Мекленбурге, кроме известной шутки Бисмарка, что, если случится конец света, он переедет в Мекленбург, ибо там все события запаздывают на сто лет.
Герцогский замок мне понравился – чувствовалось, что у его владельцев есть вкус и деньги. То, что часть этих денег была моей, добавляло решительности. Когда мы подъехали, замковая стража бдительно спала. Ворота были, конечно, закрыты, но у прислуги утро начинается рано, и никем не охраняемая вспомогательная калитка была открыта нараспашку. Там как раз что-то привезли. Мои драбанты вежливо, но твердо проследовали к главным воротам и открыли их. Фанфар, когда я прошествовал внутрь замка, не было, но это я успею исправить.
– Кароль, расставить караулы! Местную стражу… не будить. Если проснутся, просто не пускайте к оружию, а то мало ли что им со страху придет в голову. Займите кордегардию и вежливо улыбайтесь. Аникита, на тебе внешняя охрана. Твои люди все равно немецкого не знают, так что инструкция простая: всех впускать, никого не выпускать. Клим, ты с Аникитой, будешь переводить, если что. И кто-нибудь, да хоть ты, Мэнни, узнай, чем тут герцогов кормят, а то я готов съесть быка с герба, до того проголодался.
Когда мой кузен и полный тезка Иоганн Альбрехт II проснулся, его удивил непривычный шум в покоях. Без толку позвенев колокольчиком и так и не дождавшись слуг, он в отвратительном настроении вышел, запахнувшись в халат. Пройдя в тронный зал, он, оторопев, уставился на удивительную картину. Посреди зала было сдвинуто несколько столов, и на принесенных отовсюду стульях и скамейках сидели непонятные вооруженные люди и торопливо поглощали принесенную им еду и напитки. Прислуживали им его слуги, поглядывавшие на пришельцев с явной опаской.
– Что здесь происходит! – начал он было громогласно выяснять, но к концу фразы сбился на дискант.
Я внимательно осмотрел своего двоюродного братца. Больше этот жирный боров никем другим быть не мог. Кроме того, в зале висел его парадный портрет, хотя и безбожно льстивший, но передававший внешность достаточно выразительно.
– Доброе утро, кузен! А мы тут завтракаем, не возражаете? У вас чудесная телятина, передадите при случае повару мою благодарность. Присоединяйтесь!
Моему тезке был всего двадцать один год, но изрядное брюшко выдавало в нем завзятого чревоугодника, а взор интеллектом не блистал.
– Кто вы такой? – спросил он испуганным голосом.
– Господи боже! Вы меня не узнаете? Я – герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт.
– А я тогда кто?
– Вы – мой кузен, насколько я понимаю, Мекленбург-Гюстровский, а я – Стрелицкий! Друг мой, вы никак не проснетесь. Эй, вы, обалдуи, ну-ка подайте кресло герцогу. Мы с ним славно позавтракаем. Да садитесь же!
– Вы – Иоганн Альбрехт Странник! – осенило наконец моего родственника. – Но вы же в Швеции, воюете с датчанами.
– Увы, я уже победил всех датчан, и мне стало скучно. Охота к перемене мест, знаете ли, ну и ностальгия заодно. Вот решил навестить vaterland
[24]. Вы что, не рады?
– О… очень рад.
– Ну вот и прекрасно! Угощайтесь. – С этими словами я вынул дагу и, не обращая внимания на побледневшего кузена, отхватив изрядный ломоть мяса, подал ему. – Ах, какая все-таки занятная штука жизнь! Еще вчера я резал этим прекрасным кинжалом датчан, а сегодня режу им эту превосходную телятину! Кушайте, кушайте!
Кузен слегка позеленел от моего радушия, но отказаться не посмел и осторожно двумя пальчиками принял кусок. Я тем временем взялся за кубок и, набулькав в него пива, поднял и провозгласил:
– За мое возвращение домой!
Присутствующие с энтузиазмом подхватили мой тост и дружно выпили. Герцог тоже не смог воздержаться и, поморщившись, отхлебнул.
– Так дело не пойдет, вы как будто не рады мне, дорогой кузен. Впрочем, я вас понимаю, в походах я привык к грубому питью вроде этого пива. Но вы, ваша светлость, другое дело. Вы, верно, привыкли к более благородным напиткам, и я вполне одобряю это пристрастие. Эй, парень! Да-да, ты, в ливрее! Ну-ка принеси своему господину самого лучшего вина из ваших погребов, ну и нам заодно. Да живее ты!
Когда вино принесли, я провозгласил тост за своих кузенов, потом за процветание Мекленбурга, потом еще за что-то. Сам я едва прикасался губами к напиткам и хорошенько закусывал, а вот моего кузена от выпитого и страха скоро развезло.
Тут в зал стражники втолкнули богато одетого господина. Он, испуганно озираясь, подошел и робко поинтересовался, что здесь происходит.
– Здесь, почтеннейший, происходит воссоединение семьи. Мы с моим кузеном празднуем мое возвращение, – любезно пояснил я ему. – А вы, сударь, собственно, кто?
– Это мой канцлер, – пьяно хихикнув, сказал кузен.
– Немедленно кубок канцлеру! – торжественно провозгласил я. – Я желаю выпить с этим досточтимым господином!
– Вы – Иоганн Альбрехт Стрелицкий? – робко поинтересовался канцлер.
– Он самый, а скажите мне, любезный, скоро ли состоится заседание сеньориального суда?
– Как… какого суда?
– Сеньориального, друг мой. Это, как бы вам объяснить, такое действо, когда сеньор судит своих нерадивых вассалов за проступки.
