— Не фига себе малость — вместо суток, ты уже третий день там торчишь, — продолжал бушевать Белоус. — А здесь вот-вот комиссия из главка обещает нагрянуть. Ты что забыл, что убийство ветерана у них на контроле?
— Не волнуйся, раскроем мы эту «мокруху», а заодно и здешнее дело тоже, — оправдывался Игнатов.
— Ты что-то там «намыл» дельное?
— Вот именно, но по телефону всего рассказать не могу.
— Но в любом случае даю тебе еще сутки. Тем более, что здесь Цыпа оклемался и очень хочет тебя лицезреть.
Эта новость по-настоящему ошеломила Игнатова.
— Давно он очнулся?
— Вчера вечером и сразу затребовал тебя к себе. Больше, говорит, ни с кем разговаривать не буду.
— Хорошо, скоро приеду, — пообещал Игнатов и первым повесил трубку.
Выйдя на Крещатик, друзья направились к припаркованным неподалеку «Жигулям» Оленюка.
— А далеко до этого госпиталя ехать? — поинтересовался Игнатов.
— За десять минут управимся, — ответил Оленюк. — А ты куда-то торопишься?
— Хотел успеть Настю с работы встретить.
— Может, ты женишься на ней и здесь останешься? — то ли в шутку, то ли всерьез спросил Оленюк.
— Мне легче ее с собой в Москву забрать. Ведь бывший супруг наверняка ее здесь в покое не оставит, а милицейский пост у ее квартиры не поставишь.
— Хочешь, я с ним лично поговорю? — предложил Оленюк.
— А что толку? С ним участковый уже раз пять беседовал и все без толку. И ведь почти год прошел, как они расстались, а этому бывшему все неймется.
Так, за разговором, они дошли до автомобиля. Им предстояла поездка в госпиталь МВД, где в данную минуту находился единственный из выживших милиционеров, которые были фигурантами харьковского пожара 1941 года. Это был бывший начальник УНКВД Украинской ССР по Харьковской области Павел Тихонов. Было ему уже семьдесят четыре года и последние тринадцать лет он находился на пенсии, уйдя на нее в звании генерала-майора, а в госпитале проходил ежегодный профилактический осмотр.
Когда друзья приехали в госпиталь, Тихонова в палате не оказалось. Как сказала медсестра, он коротал время за чтением прессы на одной из госпитальных аллей. Туда и направились гости.
Они нашли ветерана МВД сидящим на лавочке и читающим журнал «Новый мир», первый номер за этот год. Генерал был так увлечен чтением, что даже не заметил, как рядом с ним на лавочку присели двое мужчин.
— Что-то интересное читаете, Павел Павлович? — поинтересовался у генерала Оленюк.
Тихонов поднял глаза на нежданных гостей и ответил вопросом на вопрос:
— С кем имею честь?
Друзья извлекли из карманов свои служебные удостоверения и показали их генералу.
— Коллеги, значит, — улыбнулся ветеран. — Очень приятно. А читаю я воспоминания Леонида Ильича Брежнева. Все правильно пишет покойный.
— Что именно? — спросил Игнатов.
— Я же говорю, что все: и предвоенные годы, и военные. Я же сам в то время был уже взрослым человеком, поэтому все хорошо помню. Правда, жил я тогда не на Украине, как Леонид Ильич, а в Ленинграде — работал на Ижорском заводе мастером. Потом стал парторгом, секретарем парткома завода. Именно оттуда меня в органы и направили. Берия тогда стал министром, вернее, наркомом, стал ежовские завалы разгребать, вот новые люди ему и понадобились. Направили меня в Центральную школу НКВД, а в январе тридцать девятого отправили сюда, на Украину — в город Харьков, на должность заместителя начальника тамошнего УНКВД.
— Именно по этому поводу мы к вам и пришли, Павел Павлович, — сообщил генералу о цели их визита Оленюк.
— Интересно, — не скрывая своего удивления, откликнулся на эту новость генерал и даже закрыл журнал.
— Мы пришли узнать подробности пожара в харьковском Историческом музее в сентябре сорок первого, — продолжил свою речь Оленюк. — Вот товарищ Игнатов специально приехал из Москвы по этому поводу.
Увидев, как взметнулись вверх от удивления брови генерала, Игнатов поспешил с объяснениями:
— Нас интересует погибшая во время пожара коллекция японских скульптур окимоно. Дело в том, что она никак не могла погибнуть, в виду материала, из которого была сделана — это слоновая кость. Однако она с тех пор числится как пропавшая, а совсем недавно одна из этих скульптур объявилась в Москве.
И Игнатов извлек из кармана стопку фотографий с изображением упомянутого окимоно. Взяв их в руки, генерал в течение минуты внимательно рассматривал снимки.
— Да, был такой пожар, — нарушил, наконец, молчание Тихонов. — Я даже помню его точную дату — шестнадцатого сентября. Почему запомнил? В этот самый день вышел приказ ГКО о начале эвакуации предприятий и населения Харькова и Харьковской области. Поэтому всем было не до этого пожара — надо было срочно начинать эвакуацию и минировать стратегически важные объекты и коммуникации.
— Но вам же докладывали об этом пожаре — в архиве я нашел донесение лейтенанта из местного отделения милиции на ваше имя? — задал очередной вопрос Игнатов.
— И это я тоже помню, — подтвердил сведения сыщика генерал. — И запомнилось это донесение прежде всего тем, что там была одна странная деталь: гибель музейного сторожа. Причем не от пожара или взрыва авиационной бомбы, а в следствии удара тупым предметом по голове. То есть, его попросту убили. И вообще там было много неясности с этим пожаром в корпусе, где находилась ваша коллекция, как вы говорите, японских скульптур.
— Что именно? — подал голос Оленюк.
— Во-первых, убийство этого сторожа, — начал перечислять генерал. — Во-вторых, исчезновение коллекции, которая, как вы правильно сказали, товарищ Игнатов, не могла сгореть физически. Но она все-таки пропала. Значит, ее могли похитить, воспользовавшись бомбежкой и суматохой, которая возникла в результате нее.
— Но у вас есть предположения, кто мог стоять за этим похищением? Следствие велось? — вновь вступил в разговор Игнатов.
— Следственные действия должно было вести местное отделение милиции, — ответил генерал. — Но я же говорю, что всем тогда было не до этого. Тут фашисты подошли вплотную к городу, а вы говорите про какие-то японские скульптуры! А что касается моих предположений о возможном заказчике этого похищения, то у меня такие подозрения имеются.
Произнеся эти слова, генерал вернул стопку фотографий Игнатову, взяв в разговоре мхатовскую паузу. Но видя, как напряглись его собеседники, Тихонов не стал их больше томить и продолжил:
— Начальником отделения милиции, на территории которого находился Исторический музей, был майор Фарман Исидор Давыдович. В начале сентября вышел приказ о снятии его с должности и переводе в Москву. И что самое интересное, покинул он город аккурат на следующий день после того музейного пожара.
