— Не спорю — тоже отменное заведение, — согласился Нарезов. — Но там нет тех деликатесов, которые есть в «Кукушке» — например, заяц под сметаной или те же котлеты по-киевски «от Сидоренко». Впрочем, последних теперь там тоже нет, поскольку их автор перебрался сюда. Я, кстати, много раз пытался уговорить его перейти к нам в заводскую столовую, каких только денег не предлагал, но Николай Акимович держится стоически — каждый раз отказывается. Дело в том, что директором гостиницы работает его старинный приятель, которого он не хочет обидеть.
В это время официант принес на подносе первые порции их заказа и, расставив тарелки на столе, удалился. Принес он и небольшой графинчик с водкой, за который первым делом и взялся Нарезов.
— Извините, но мне нельзя, — сразу отказался от горячительного Севрук.
— Болеете или работа не позволяет?
— Работа, — честно признался следователь.
— А если всего лишь пять грамм исключительно за знакомство? — продолжал настаивать Нарезов.
Севрук выдержал небольшую паузу, после чего махнул рукой:
— Ладно, за знакомство и для аппетита по пять грамм можно.
И они, чокнувшись рюмками, выпили и тут же закусили.
— Действительно, вкусно, — произнес Севрук, попробовав котлету по-киевски.
— А я что говорю — под такую закуску и десять грамм водки будет не дурственно, — ответил Нарезов и тут же снова взялся за графин, чтобы снова наполнить опустевшие рюмки.
Спустя полчаса они уже хорошо «набрались», и Нарезов решил ненавязчиво выведать у собеседника о причинах его появления в этих краях. Причем начал он издалека, воспользовавшись тем, что певица на ресторанной эстраде запела знаменитую «Катюшу».
— С войны люблю эту песню — аж слезы наворачиваются на глаза, когда ее слышу, — признался Нарезов. — У меня на фронте был друг — Славка Леонтьев. Гармонист — от бога. Он эту «Катюшу» так выводил на своей трехрядке, что дух захватывало. Его осколком от снаряда убило — прямое попадание в голову. Так его гармошка и осиротела — никто больше к ней прикоснуться не посмел.
— Мне, когда война началась, всего пять лет было, — подхватил эту тему Севрук. — Но я хорошо помню и «Катюшу», которую я в госпиталях перед ранеными пел, и другие детали того времени. Война нас всех до сих пор не отпускает.
— Это вы верно заметили, — согласно кивнул головой Нарезов. — Я вот на днях заметку в газете читал — про суд над бывшими карателями. Представляете, почти сорок лет эти нелюди жили среди нас и только теперь им воздали по заслугам. Значит, есть в этом мире высшая справедливость.
— А куда без нее, Петр Кузьмич — конечно, есть, — охотно согласился с собеседником Севрук. — Мы их всех на чистую воду выведем и к стенке поставим за то, что они в годы войны творили. Это я вам клятвенно обещаю — никто не уйдет от нашего праведного суда.
— Вы так это говорите, Богдан, будто сами их к стенке и поставите, — подцепив вилкой малосольный огурец с тарелки, произнес Нарезов.
— Сам не сам, но к делам военной поры я тоже отношение имею, — сообщил Севрук новость, которую его собеседник давно хотел от него услышать.
— Неужели этих самых гадов ищете? — напрягся Нарезов.
— Петр Кузьмич, мы с вами, конечно, оба коммунисты, но есть такая служебная информация, которую я никому не могу разглашать, — внезапно свернул тему Севрук и обратил свой взор на эстраду.
Он хоть и выпил изрядное количество водки, однако был из той породы людей, которые даже в таком состоянии продолжали себя контролировать. И Нарезов это понял — в людях он разбирался прекрасно. И продолжать разговор в этом направлении не рискнул, чтобы ненароком не навлечь на себя подозрение в своем особом пристрастии к этой теме. Но главное он все-таки узнал — этого человека действительно привела в их края надобность разобраться в делах далеких военных лет.
9 июля 1983 года, суббота.
Ташкент, улица Фароби
Сидя за рулем служебной «Волги», Аркадий Габрилянов смотрел на дорогу и одновременно вел разговор с Семеном Кухарчуком, который восседал справа от него и указывал путь, поскольку давно жил в Ташкенте. Последнее обстоятельство и стало поводом к разговору, который завел Габрилянов.
— Вот ты уже семнадцать лет живешь в Узбекистане, а знаешь, кто такой был Аль-Фароби, именем которого названа улица? — поинтересовался следователь.
— Ученый какой-то, — небрежно ответил Кухарчук.
— Какой-то, — не скрывая сарказма, передразнил собеседника Габрилянов. — Это один из умнейших людей Древнего Востока. Он написал трактат о добродетельном городе, где все жители должны быть счастливы, помогая друг другу. Таким образом, эти люди образуют добродетельный народ. А добродетельным городам Фароби противопоставлял невежественные города, где правители и горожане не имеют представления об истинном счастье и не стремятся к нему, поскольку главным для них является тяга к телесному здоровью, наслаждениям и богатству. Ты бы в каком городе хотел жить, Кухарчук?
— В том, который невежественный, — честно признался милиционер.
— Я так и подумал, — без тени удивления в голосе произнес Габрилянов. — Чем же тебе добродетельный город не угодил?
— Скучно в нем и неправильно. В этом городе люди говорят одно, думают другое, а делают третье. Хотя цель у всех людей одна — сытно жрать и сладко спать, причем лучше не одному, а в обнимку с кем-то. Разве я не прав?
И Кухарчук перевел взгляд на собеседника, ища у него поддержки.
— В чем-то, конечно, прав, — согласился с милиционером следователь. — Но ты сильно не переживай — скоро ты будешь жить не только в таком невежественном городе, но и в стране. Судя по тому, что я вижу, все к этому и идет.
— Вашими бы устами… — усмехнулся Кухарчук, и по его голосу было непонятно, поверил он своему собеседнику или сделал вид, что поверил.
Так, за разговорами, они доехали до нужного адреса. Дом, в котором жил Денис Желудьков, представлял из себя девятиэтажное блочное строение, в котором было пять подъездов. Денис жил в третьем, на втором этаже. Припарковав автомобиль возле подъезда, Габрилянов и Кухарчук поднялись на нужный этаж и нажали на кнопку звонка на двери, обитой дерматином. И практически сразу услышали привычное «Кто там?», произнесенное женщиной.
— Нам нужен Денис Желудьков, — ответил на прозвучавший вопрос Габрилянов.
В двери щелкнул замок, и на пороге появилась хозяйка квартиры — пожилая женщина в застиранном халате.
— Его нет дома, — сообщила хозяйка, внимательно вглядываясь в гостей, один из которых был в милицейской форме.
— А когда он будет? — продолжал вопрошать Габрилянов.
— Леший его знает — сегодня ведь суббота, — развела руками женщина.
— Вы ему кто будете? — вступил в разговор Кухарчук.
