— Вы в курсе условий, которые вам надлежит выполнять, если мы включим вас в сборную? — спросил Звонарев у гостя, вернувшись за стол.
— Я знаю, что вы платите футболистам хорошие деньги — порядка пятнадцати тысяч афгани, — ответил Аюби.
— Это верно, но это плата за риск. У вас есть семья?
— Конечно — жена и трое детей.
— Вот об этом и речь. Вы же знаете, что идет война, которая каждый день уносит сотни человеческих жизней. Вот и у нас на днях случилась трагедия. Бесследно пропал наш центральный нападающий, у которого осталась беременная жена.
— Он что, сбежал?
— Я же говорю, что произошла трагедия. Судя по всему, до него добрались моджахеды, поскольку мы не в силах обеспечить каждому игроку должную охрану. Поэтому я вынужден предупредить вас об опасности, которая может вам угрожать.
Произнеся это, Звонарев внимательно следил за гостем. И заметил, что лицо афганца от услышанного заметно побледнело. Значит, надо было еще слегка на него поднажать, чтобы решить эту проблему окончательно. И Звонарев продолжил свою речь:
— Мы, конечно, предпринимаем все возможное, чтобы отыскать пропавшего, уверяя его беременную жену, что все обойдется. Но, сами понимаете, рано или поздно ей придется узнать эту страшную правду. Даже не знаю, как мне придется ей об этом сообщить.
Едва Звонарев закончил говорить, как гость поднялся со своего стула и заявил:
— Извините, что отнял у вас ваше время. Мне надо еще подумать, прежде чем я приму окончательное решение.
И несостоявшийся футболист вышел из кабинета, причем так быстро, что было понятно — больше сюда он никогда не вернется.
Не успела за ним закрыться дверь, как на пороге возник сам хозяин кабинета — Амредин Кареми.
— Кто это выскочил от тебя с перекошенным от страха лицом? — спросил афганец.
— Не обращайте внимания — парень просто ошибся адресом, — отмахнулся от этого вопроса Звонарев.
— Тогда собирайтесь — едем на стадион, — сообщил Кареми. — Кажется, сам Бабрак Кармаль отыскал для сборной нового нападающего. И ничего не спрашивайте — времени в обрез, поэтому расскажу обо всем по дороге.
Когда они прибыли на стадион Гази, Звонарев уже знал всю историю о том, как лидер НДПА вышел на Арьяна Ширвани. И сегодня должна была состояться презентация этого парня, который добровольно изъявил желание играть за сборную Афганистана. Как поняли вновь прибывшие, смотрины прошли более чем успешно. Не успели Звонарев и Кареми подойти к Красницкому, как он радостно вскочил с лавки и сообщил:
— Вы только посмотрите на этого парня — это же просто клад, а не игрок. Как он обращается с мячом, как видит поле — это же вылитый Геннадий Красницкий в молодости.
Звонарев взглянул на поле и увидел молодого парня, который в этот самый момент ловко обыграл двух защитников и метров с двадцати нанес мощный удар, после которого мяч как пушечное ядро влетел в левый от вратаря верхний угол ворот. «Везучий же ты, гаденыш», — подумал Звонарев про своего друга, но внешне вынужден был изобразить радость, крепко пожимая протянутую ему руку.
2 июля 1983 года, суббота.
Москва, улица Удальцова
Сидя на диване в гостиной у включенного телевизора, по которому шла программа «Время», Александр Бородин дремал. Ему снилась сегодняшняя погоня, причем в качестве пленницы фигурировала его собственная дочка, которая билась на заднем сиденье «Москвича» в беззвучном крике, а Бородин никак не мог догнать этот проклятый автомобиль. К счастью, сон был не глубокий. Сквозь дремоту Бородин слышал, как мерно работал телевизор, а ровно в 21.50 он проснулся — у него на руке заиграл будильник в электронных часах фирмы «Сэйко». В программе «Время» в этот момент как раз шли новости культуры с Нинель Шаховой — она рассказывала о новой экспозиции картин в Третьяковской галерее. Однако досматривать сюжет до конца Бородин не стал. Он выключил телевизор и перебрался в свой кабинет. Там он включил другой аппарат — радиолу «Ригонда-102», которую настроил на волну Ташкента. И в 22.00 сел слушать концерт «Вечерние мелодии». Эта получасовая передача интересовала его не только с музыкальной точки зрения — это был сеанс очередной конспиративной радиосвязи Джуры с Узбекистаном. Каждые вторник и субботу в десять вечера Головин настраивал свой приемник на ташкентскую волну, чтобы в музыкальной передаче услышать необходимую ему информацию. Она содержалась в песне, что завершала радиоконцерт. Поскольку в Москве ранее было выбрано более десяти мест под «закладки» (так назывались тайники, в которые закладывались сообщения, присылаемые из Ташкента специально для Бородина), то каждому из них соответствовала определенная песня в исполнении разных исполнителей — как узбекских (Шурали Джураев, Кабулжон Юсупов, Рано Шарипова, ансамбль «Ялла»), так и других (Алла Пугачева, София Ротару, Лев Лещенко, Олег Анофриев и др.). На протяжении последних трех недель сообщений о «закладках» не было — ни один из нужных артистов со своей песней в финале концерта не звучал. Но сегодня Бородин буквально кожей чувствовал, что ему обязательно придет сообщение об очередной «закладке». Та тревожная ситуация, что складывалась вокруг Узбекистана и самого Бородина, буквально вопила об этом. Поэтому, включая «Ригонду-102» и удобно устраиваясь на диване, Александр внутренне был готов к тому, что финал концерта не будет для него проходным, как это происходило последние три недели. Так оно и вышло.
Финальным аккордом «Вечерних мелодий» стало выступление вокально-инструментального ансамбля «Ялла», исполнившего популярную на просторах всего Советского Союза песню «Уч кудук» («Три колодца»). Слушая данную композицию в эти вечерние часы, миллионы советских радиослушателей даже не подозревали, что для одного человека на улице Удальцова в Москве она содержала скрытую информацию огромного значения. В названии этой песни было обозначено место в столице, где завтра будет сделана «закладка» — положен контейнер, в котором содержится важное сообщение. Под «тремя колодцами» было зашифровано место в старой Москве в районе Разгуляя, где на одном перекрестке сходились сразу три переулка — Гороховский, Токмаков и Денисовский. Поэтому, когда последние аккорды песни растворились в вечернем эфире, Бородин еще долго сидел на диване и мысленно прокручивал различные варианты своего завтрашнего появления на указанном ему месте. И хотя этот район он знал досконально, однако элемент форс-мажора (непредвиденной ситуации) никогда нельзя было исключить. Тем более в той опасной деятельности, в которую Бородин был вовлечен.
3 июля 1983 года, воскресенье.
Москва, площадь Дзержинского, КГБ СССР, 2-е Управление (контрразведка)
Увидев, с каким сияющим лицом вошел к нему в кабинет Виталий Литовченко, глава контрразведки КГБ Григорий Григоренко понял, что произошло нечто экстраординарное.
— Судя по вашему виду, наша машина завертелась? — спросил хозяин кабинета, жестом приглашая гостя присесть.
