Любому мало-мальски сведущему советскому зрителю было понятно, зачем ему показывают такого рода кино. Чтобы намекнуть, что и у нас, в стране развитого социализма, существует мафия, которая может иметь выходы на самые большие «верхи». И что теперь настало время, когда руководство страны начинает борьбу с этим злом, чтобы не дать ему стать повсеместным. И недавно прошедший Пленум ЦК КПСС уже обозначил двух фигурантов, на которых народная молва тут же навесила ярлыки главных советских мафози — это бывший глава союзного МВД Николай Щелоков и бывший руководитель Краснодарского крайкома ЦК КПСС Сергей Медунов. Они выведены из состава ЦК, на них вот-вот должны были завести персональные дела с тем, чтобы исключить их из партии и, возможно, в будущем отдать под суд. Таким образом, сакральные жертвы были найдены и брошены на жертвенный алтарь, однако, как показывала действительность, Андропов и его команда не собирались останавливаться лишь на этом коротком списке. События, которые Рашидов наблюдал у себя в республике, ясно указывали на то, что следующей жертвой закусивших удила охотников должен стать он сам. И, как ни странно, этот факт его совсем… не пугал. Как человек, достаточно проживший и много повидавший не только в политике, но и в жизни, он готов был смириться с этим и принять сложившуюся ситуацию, как данность, как волю Всевышнего. Если бы не одно «но». Он прекрасно понимал, что его жертва будет напрасной, поскольку охоту на него объявили люди, гораздо более достойные жертвенного алтаря, чем он.
«В прошлом месяце в Москве открыли огромную стелу в честь 300-летней дружбы России и Грузии, — думал Рашидов, сидя у погасшего экрана телевизора после того, как трансляция фильма завершилась. — Но ведь то, что сегодня происходит в Грузии, не имеет никакого отношения к этому. О какой дружбе между русскими и грузинами можно говорить, если за последние два десятилетия русские практически выдавлены из этой республики? Их почти нет ни в высшем руководстве (за исключением, разве что второго секретаря ЦК), ни в министерствах, ни в других ведомствах. Из пяти с половиной миллионов населения русские составляют лишь триста тысяч и почти не влияют на принятие решений в этой республике. Там всем заправляют грузины. Они разговаривают с Москвой языком ультиматумов, но их лидер Эдуард Шеварднадзе по прозвищу «Хитрый лис» на хорошем счету в Кремле, ему там открыты все двери. И это при том, что Грузию называют родиной советских миллионеров, там почти легально работают сотни разнообразных цехов по выпуску «левой» продукции и все это под носом у партийной власти.
Та же ситуация и в соседней Армении, где под патронажем местных властей бурно развивается теневая экономика и одновременно процветает такой же национализм, что и в Грузии. В республике проживает чуть больше трех миллионов человек, из которых русские составляют лишь два процента — семьдесят тысяч. И опять же они почти не представлены в руководящих органах власти Армении, где всеми делами в основном заправляют армяне. Зато в Узбекистане проживает самая большая диаспора русских — более полутора миллионов. Мы самая интернациональная республика — тех же армян у нас проживает более пятидесяти тысяч, грузин — около пяти тысяч. Мы всем рады, всем найдем и кров, и еду. Мы снабжаем страну хлопком, золотом и никогда не ставим Москве ультиматумов, однако именно меня, как руководителя республики, ставят перед фактом, что дела у нас идут неважно, что пора уходить на покой. И все ради того, чтобы перетрясти местные кадры и найти «козла отпущения» — сделать именно из нас доноров для тех же Закавказья и Прибалтики. Для тех самых регионов, которые из-за попустительства Центра могут первыми воткнуть нож ему в спину. Или, может быть, прав Сашенька — кому-то в Москве это попустительство только на руку? Что есть люди в нашем руководстве, кому мешает наш союз из пятнадцати республик, и они готовы пожертвовать им ради того, чтобы понравиться Западу? И Андропов либо пляшет под их дудку, либо сам в эту дудку и дудит, поскольку хорошо знает ситуацию не только изнутри, но и снаружи? Но если последнее верно, тогда что ждет страну в недалеком будущем? А мою республику? Вот именно поэтому я и не могу пока уйти в отставку — это будет позорная капитуляция, которая может дорого обойтись Узбекистану. Тем более, что в Москве еще есть люди, на кого можно опереться. На того же, Черненко, например».
И в этом месте Рашидов внезапно поймал себя на мысли — в его докладе на предстоящем Пленуме нет отсыла к человеку, о котором он только что вспомнил. Там есть упоминания об Андропове, как ритуальный реверанс по адресу генсека и одновременно дымовая завеса для него же, должная скрыть истинные замыслы Рашидова. Но нет в докладе упоминания имени ближайшего друга и сподвижника Леонида Ильича Брежнева — главного сегодняшнего оппонента нынешнего генсека, человека, на которого Рашидов теперь очень рассчитывал. А ведь подобный спич мог подать сигнал многим из тех, кто еще колеблется и не успел выбрать чью-либо сторону в развернувшейся борьбе на политическом Олимпе. «Как же я раньше об этом не подумал? — корил себя перед телевизором Рашидов. — Надо увязать именно с личностью Константина Устиновича сегодняшнюю борьбу с негативными проявлениями в стране. Не с именем Андропова, а с именем Черненко. И сведущие люди сразу все поймут, поскольку моя «сова» тоже появится днем».
Вот почему утром следующего дня Рашидов приехал в свою резиденцию — чтобы поискать в работах Черненко те самые слова, которые следовало включить в доклад, с которым в понедельник предстояло выступить на Пленуме. И спустя час такие слова были найдены. Это была всего лишь короткая фраза, прозвучавшая в устах Черненко на июньском Пленуме ЦК КПСС, но она позволила родить на свет целый абзац в докладе. В окончательном варианте это выглядело следующим образом: «Ну нас в республике, говоря словами товарища К.У. Черненко, встречаются проявления «высотной болезни»; приходится встречаться с фактами зазнайства, грубости и волокиты. Мы строго следим и будем следить за тем, чтобы у нас постоянно повышалась ответственность за порученное дело, решительно искоренялись должностные злоупотребления, чтобы стоял крепкий заслон посягательствам на социалистическую собственность, спекуляции и взяточничеству, показухе и очковтирательству, иждивенчеству, чванству, недобросовестности и стяжательству».
Весьма довольный проделанной работой, Рашидов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. И в этот самый миг в дверь внезапно постучали. Когда хозяин кабинета откликнулся на этот стук, на пороге вновь возник… полковник Олег Овсянников, заместитель начальника Особого отдела КГБ по Туркестанскому военному округу.
— Я не помешал, Шараф Рашидович? — спросил нежданный гость, плотно закрывая за собой дверь.
— Вы что, за мной следите? — не скрывая своего удивления, отреагировал вопросом на вопрос Рашидов.
— А разве это плохо, когда друзья страхуют друзей? — усаживаясь на стул, заметил полковник. — Ведь именно наша наблюдательность помогла нам предотвратить возможную гибель вашего сына.
— Как благодарный человек, я хочу сказать вам за это спасибо, — при упоминании об этом факте голос Рашидова заметно подобрел. — Тормоза у автомобиля Ильхома, действительно, были кем-то намеренно выведены из строя, и могла случиться трагедия.
