Это очень позабавило сержанта Кезара, и он в ответ тоже со смехом отдал честь. Хозяин щелкнул поводком, и обезьянки опустились на колени. Сержант Кезар был в восторге.
— По правде говоря, я не вижу большого греха в присутствии обезьян, — сказал он партийному руководителю.
— Извините, сержант, — сказал руководитель, отводя его в сторону: — Дело в том, что в обезьянах могут увидеть нечто вроде политического комментария, и враги станут нас высмеивать.
— Такое возможно, — согласился сержант Кезар, помахивая рупором. — С другой стороны, это можно считать доказательством власти премьер-министра не только над людьми, но и над животными.
Партийный деятель закатил глаза.
— Тогда возьмите на себя ответственность и изложите свою позицию в письменной форме. И пожалуйста, в трех экземплярах.
— Откровенно говоря, это не в моих полномочиях. — Сержант Кезар подошел к хозяину обезьян и сообщил ему печальные новости.
— Мне очень жаль, но этот митинг очень важен для премьер-министра. Обезьяны не допускаются.
— Как же! Сами увидите! — тихо сказал Раджарам людям в очереди. — На помосте обезьян будет полным полно.
Владелец животных поблагодарил сержанта Кезара за труды. Заперев Лайлу и Маджно в хижине вместе с Тиккой, он с расстроенным видом вернулся к автобусу. К этому времени автобусы были почти полностью укомплектованы, и колонна, готовая к отправке, дожидалась, когда последних упрямцев палками и тычками затолкают в машины.
— Как это нечестно! Глаза б мои не смотрели! — сказал Ишвар. — И что подумает Дина-бай?
— Теперь ничего не поделать, — отозвался Ом. — Сиди и наслаждайся бесплатной поездкой.
— Точно, — согласился Раджарам. — Если уж пришлось ехать, постараемся получить удовольствие. В прошлом году нас возили на грузовиках. Затолкали как овец. В автобусе гораздо удобнее.
— В каждой машине не меньше сотни человек, — сказал Ишвар. — Значит, едет больше двух тысяч. Большой митинг.
— А здесь ведь только наш поселок, — уточнил Раджарам. — Автобусы везут людей из разных мест. Вот увидите, на митинге будет пятнадцать или даже двадцать тысяч человек.
После часа езды автобусы оказались на окраине города. Ом заявил, что проголодался.
— Надеюсь, теперь, когда мы приехали, нам дадут чай и закуску. И пять рупий.
— Ты постоянно хочешь есть, — проговорил Ишвар, маскируя свой голос под высокий женский. — Может, у тебя глисты?
Портные объяснили Раджараму, что пародируют Дину Далал, и все рассмеялись.
Вскоре автобусы покатили по проселочным дорогам. Дождь прекратился. Люди из деревень высыпали на улицы и смотрели на проезжавшую колонну.
— Не могу понять, — сказал Ишвар. — Здесь столько деревень разбросано. Зачем тащить нас? Насколько проще собрать на митинг всех деревенских.
— Думаю, это сложно, — ответил Раджарам. — Придется объездить много деревень, набрать людей — здесь двести, там четыреста. Проще перевезти всех разом из городских трущоб. — Неожиданно он прервал речь, взволнованно на что-то показывая. — Только взгляните! Что за женщина у колодца! Какие у нее изумительные длинные волосы! — Раджарам вздохнул. — Если б я мог ходить по деревням с ножницами и собирать свой урожай. Скоро стал бы богачом.
При приближении колонны к месту назначения движение стало плотнее: другие машины, также заполненные согнанными на митинг участниками, обгоняли их. Иногда водители сознательно прижимались к обочине, пропуская автомобили с флажком, водители которых громко сигналили, донося до всех, что в автомобилях сидят важные птицы.
Автобусы остановились в открытом поле. Пассажиры вышли, и организатор велел всем запомнить номера автобусов, в которых они будут возвращаться домой. Потом показал, где надо находиться во время митинга, проинструктировал насчет аплодисментов.
— Следите за важными людьми на сцене. Если они захлопают, хлопайте и вы.
— А как насчет денег?
— Получите после митинга. Знаем мы ваши фокусы. Денежки получите — только вас и видели.
— Пошевеливайтесь! Пошевеливайтесь! — покрикивал распорядитель на новичков и шлепком по спине направлял их в нужную сторону.
— Не толкайся! — огрызнулся Ом, смахивая с себя его руку.
— Не горячись, Ом, — осадил его Ишвар.
Бамбуковые шесты и ограды делили поле на несколько секций; основная располагалась в дальнем конце, где стоял под навесом помост высотой футов в тридцать. Пространство перед ним предназначалось для известных людей, там стояли стулья, и шел спор, кого на какой стул сажать. Стулья были трех типов: обитые, с подлокотниками — для особых, выдающихся вип-персон; обитые, но без подлокотников — для не столь важных вип-персон; металлические, складные — просто для знаменитых людей. Гости спорили с распорядителями, требуя лучшее место.
— Постарайтесь встать ближе к краю, у палатки, — сказал Раджарам. — Наверняка, именно здесь будут раздавать чай и закуски. — Но волонтеры, обмотанные трехцветными поясами, направили их в соседнюю секцию.
— Ух ты, только взгляните на это! — восхищенно произнес Ом, указывая на восьмидесятифутовую картонную фигуру премьер-министра справа от помоста. Фигура простирала руки, словно хотела обнять всю аудиторию. Позади головы подвесили карту страны — потертый нимб.
— А эта арка из цветов! — восхитился Ишвар. — Прямо радугой окружает сцену. Красиво, правда? Даже сюда доносится аромат.
— Я ведь говорил, что вам понравится, — сказал Раджарам. — Первый раз всегда нравится.
Все трое удобно устроились на земле и осмотрелись, разглядывая лица соседей. Люди смеялись и качали головами. Звукооператор поднялся на сцену, проверил микрофоны, из репродукторов донесся треск. Аудитория замерла в ожидании, но эта тишина не длилась долго. Автобусы тысячами извергали из себя пассажиров. Солнце уже жарило вовсю, но Ишвар радовался, что, по крайней мере, не льет дождь.
Спустя два часа все секции были заняты, поле заполнено, а первые жертвы палящего солнца отнесены в живительную тень ближайших деревьев. Люди выражали сомнение в мудрости тех, кто затеял митинг в самое жаркое время дня. Организатор объяснил, что выбора не было: личный астролог премьер-министра изучил движение небесных светил и назначил подходящий час.
Восемнадцать важных персон расселись на сцене. Ровно в полдень в небе послышался рокот, и двадцать пять тысяч человек запрокинули головы. Вертолет, трижды облетев поле, стал садиться позади помоста.
Через несколько минут премьер-министр в белом сари вышла на сцену в сопровождении мужчины в белой рубашке и шапочке Ганди
[86]. Те восемнадцать, что были на сцене, поочередно подходили к премьер-министру, надевали гирлянды, кланялись, прикасались к ее ступням. Один сановник переплюнул всех, распростершись у ее ног. Он сказал, что не поднимется, пока его не простят.
