— Кстати, — сказал Ишвар, — мы слышали ночью страшные крики. Что бы это могло быть?
— Это все бродяги, что спят на тротуарах. Кто-то занял чужое место. Так они взяли кирпич и разнесли ему башку. Настоящие животные, эти бродяги. — Наваз окончательно скрылся за дверью, а портные отправились на поиски работы.
После чая в ларьке на углу улицы они провели бесполезный, жуткий день, разыскивая указанные Навазом места. Названия улиц часто просто отсутствовали, а то были закрыты политическими плакатами или объявлениями. Портным приходилось часто останавливаться и спрашивать дорогу у лавочников или развозчиков товаров.
Портные старались соблюдать инструкции, часто повторяющиеся на рекламных щитах: «Пешеходы! Ходите по тротуару!» Но это была трудная задача: продавцы ставили свои лотки прямо на асфальт. Поэтому они, как и все, шли по мостовой в страхе перед автомобилями и автобусами, с удивлением глядя на остальных людей, которые словно не замечали потока машин и обладали особым инстинктом в случае опасности отпрыгивать в сторону.
— Этому надо учиться, — произнес Ом с видом знатока.
— Учиться чему? Давить людей или чтоб тебя давили?
Однако единственный несчастный случай за весь день случился с ручной тележкой: лопнула веревка, удерживающая коробки, и они рассыпались по тротуару. Портные помогли хозяину снова наполнить тележку.
— А что гремит в коробках? — заинтересовался Ом.
— Кости, — ответил мужчина.
— Кости? Коров или буйволов?
— Человеческие. Такие, как у нас с вами. На экспорт. Это выгодный бизнес.
Ишвар и Омпракаш были рады, когда тележка отъехала.
— Знай я, что там внутри, ни за что бы не остановился, — сказал Ишвар.
К вечеру все адреса закончились, не принеся ни работы, ни надежды. Найти обратную дорогу к дому Наваза тоже оказалось трудно. Только утром портные проделали этот путь, но теперь они ничего не узнавали. Или, напротив, все казалось одинаковым. И то и другое сбивало с толку. Положение ухудшала приближавшаяся темнота. Щиты с кинорекламой, которые, они надеялись, станут опознавательными знаками, только вводили в заблуждение — слишком их было много. От рекламы «Бобби»
[54] — поворот направо или налево? Идти на улочку, где на афише Амитабх Баччан
[55] под градом пуль бьет ногой в лицо негодяя с пулеметом, или на ту, где он неотразимо улыбается скромной деревенской девушке?
Наконец, усталые и голодные, они нашли нужную улицу и заспорили, нужно ли купить еды перед тем, как залечь под навес.
— Лучше не надо, — решил Ишвар. — Если Наваз и его женушка собираются поужинать с нами, они могут обидеться. Может, вчера они были просто не готовы нас встретить.
Хозяин сидел за швейной машиной. Дядя с племянником приветственно ему помахали, но Наваз, похоже, их не заметил, и они пошли на задний двор.
— Я просто никакой, — сказал Омпракаш, раскатал постель и рухнул на нее.
Лежа на спине, они прислушивались к тому, что происходит на кухне. Журчала вода, звенели стаканы, что-то стучало. Потом послышался голос Наваза: «Мириам!» Женщина вышла из кухни, и портные не могли расслышать, что она говорит. Но сердитый голос Наваза звучал достаточно громко: «Говорю тебе — не надо!»
— Но это всего лишь чай, — оправдывалась Мириам. Теперь на кухню вышли оба — и муж, и жена.
— Послушай, женщина! Не спорь со мной! Нет — значит, нет! — Раздался звук пощечины, и Омпракаш вздрогнул. Женщина слабо вскрикнула. — Пусть идут в ресторан! А то избалуются и останутся тут навсегда.
Из-за рыданий Мириам портные смогли разобрать только отдельные слова: «Ну почему…» и еще «семейство Ашрафа…»
— Но не мое, — отрезал муж.
Портные поднялись с импровизированных постелей и отправились в ларек, где утром пили чай. После того, как они съели по пури-бхаджи
[56], Омпракаш сказал: «Удивительно, что у дяди Ашрафа такой ужасный друг».
— Все люди разные. Кроме того, Наваз давно живет в городе и мог измениться. Многое зависит от того, где ты живешь, — хорошо это или плохо.
— Наверно, так и есть. Но дядя Ашраф от стыда бы сгорел, услышь он его слова. Жаль, что негде больше остановиться.
— Терпение, Ом. Это наш первый день. Мы скоро что-нибудь найдем.
Но за четыре недели поисков они только три дня проработали в месте под названием «Современная одежда». Владелец, мужчина по имени Дживан, нанял их, чтобы выполнить заказ в срок. Работа была несложная: дхоти
[57] и рубашки — по сто штук каждого изделия.
— Это кому столько надо? — в изумлении спросил Ишвар.
Дживан провел несколько раз пальцем по сжатым губам, словно настраивал струны музыкального инструмента. Он всегда так делал, когда собирался произнести нечто, по его мнению, значительное.
— Только никому не говорите — эта одежда для подкупа. Ее заказал один человек, он участвует в дополнительных выборах, — сказал Дживан. — Кандидат хочет одарить важных людей из своего избирательного округа.
В «Современной одежде» было место только для одного портного, но Дживан воспользовался подпорками и переоборудовал мастерскую на троих. На высоте четырех футов от земли он положил доски, укрепив на стенах держателями, и получился временный второй этаж. Снизу доски удерживались бамбуковыми опорами. Дживан арендовал две швейные машины, водрузил их наверх и усадил там Ишвара и Ома.
С большой осторожностью сели они на табуретки.
— Не бойтесь, — сказал Дживан, настраивая губы. — С вами ничего не случится. Я не раз уже такое проделывал. Вот взгляните — я сижу точно под вами, и если вы рухнете, то и мне не сдобровать.
Сооружение было шаткое и отчаянно тряслось, когда работали педали. От уличного движения Ишвара и Ома подбрасывало на табуретках. Если где-то в здании хлопала дверь, ножницы громко отзывались. Но портные скоро смирились с неустойчивостью своего существования.
Проработав три дня по двадцать часов в сутки, они уже отвыкли от твердой земли — отсутствие вибрации казалось странным. Поблагодарив Дживана, они помогли ему разобрать второй этаж и еле дотащились назад — до своего места под навесом.
— Теперь отдыхать, — сказал Омпракаш. — Хочу спать целый день.
За то время, что они приходили в себя, Наваз несколько раз выходил к ним, всем своим видом выказывая неодобрение. Стоя у черного хода, он с видимым отвращением тихо говорил Мириам о ленивых и никчемных людях.