— Отлично, — оценил идею Ашраф. — А завтра сожжем все мусульманские журналы и газеты.
В восемь тридцать утра Ашраф, как обычно, открыл ателье, снял замок с раздвижной металлической сетки, но не зафиксировал ее створки. Деревянная дверь в мастерскую осталась приоткрытой. Улица и сегодня пустовала.
Часов в десять сын угольщика крикнул через сетку: «Отец спрашивает, не надо ли вам чего-нибудь на рынке, если тот, конечно, работает. А вам лучше не ходить, говорит он».
— Да благословит тебя бог, сынок, — поблагодарила юношу Мумтаз. — Если можно, немного молока для детей. И что-нибудь из овощей — несколько картошек и луковиц, все, что увидишь.
Через четверть часа юноша вернулся с пустыми руками: на рынке никто не торговал. Позже угольщик прислал кувшин молока от своей коровы. Из оставшейся муки и чечевицы Мумтаз приготовила еду. Задолго до наступления темноты Ашраф повесил замок на сетку и закрыл на засов двери.
За ужином младшая дочка попросила, чтобы отец кормил их как вчера.
— Ага, значит, игра понравилась? — улыбнулся Ашраф.
После ужина Ишвар и Нараян поднялись, чтобы идти к себе вниз, а семье дать время приготовиться ко сну.
— Постойте, — задержал их Ашраф. — Еще рано. Без клиентов время еле движется.
— Завтра должно быть лучше, — предположил Ишвар. — Говорят, ситуацию возьмут под контроль солдаты.
— Иншалла, — сказал Ашраф, глядя на младшую дочь, игравшую с тряпичной куклой, сшитой им из разных клочков. Старшая читала учебник. Две других возились с обрезками, изображая портних. Ашраф привлек внимание Ишвара и Нараяна к их забавной игре.
— Похоже на то, что делали вы, когда впервые сюда попали, — сказал он. — Любили размахивать сантиметром, хлопать им. — Все рассмеялись при этом воспоминании, но быстро замолчали.
Тишину нарушил громкий стук. Ашраф вскочил с места, но Ишвар его остановил:
— Пойду посмотрю.
Из верхнего лестничного окна он увидел группу из двадцати-тридцати человек, стоявших на тротуаре. Они увидели юношу и заорали: «Открой дверь! Мы хотим с тобой поговорить!»
— Сейчас! Одну минуту! — крикнул Ишвар в ответ. — Послушайте, — зашептал он, — как можно тише, перебирайтесь к соседям через проход наверху. Мы с Нараяном спустимся в мастерскую.
— О, Аллах! — заголосила Мумтаз. — Надо было вовремя уходить! Ты был прав, муж мой, а я ругала тебя, называла безумцем. Это я безумная…
— Замолчи и быстро собирайся! — приказал Ашраф. Одна из девочек захлюпала носом. Мумтаз обняла ее и успокоила. Ашраф стал всех выводить, а Ишвар и Нараян пошли вниз. Стук все нарастал, сквозь сетку проталкивали тяжелые предметы, целясь в деревянные двери.
— Потише вы! — крикнул Ишвар. — Надо же мне отпереть замки!
Толпа примолкла, увидев через сетку фигуры братьев. Большинство пришельцев были вооружены примитивными орудиями — палками или копьями, остальные — саблями. На нескольких были рубашки шафранового цвета, в руках вилы.
При виде этого маленького войска Ишвар задрожал и чуть не поддался искушению открыть правду и уйти с их дороги. Но от этой мысли ему стало стыдно, он отпер сетку и слегка ее приоткрыл.
— Намаскар
[48], братья!
— Кто ты? — спросил стоящий впереди мужчина.
— Мой отец — владелец мастерской «Портной Кришна». А это мой брат.
— А где отец?
— Поехал на родину — родственник заболел.
Мужчины переговорили между собой, а потом заводила сказал:
— К нам поступила информация, что это лавка мусульманина.
— Что? — в один голос воскликнули Ишвар и Нараян. — Это ателье принадлежит нашему отцу уже двадцать лет.
В задних рядах поднялось волнение: «Чего тут разговаривать! Спалить лавку! Известно, что хозяин мусульманин! Сжечь дотла! И тех, кто лжет и прикрывает мусульман сжечь тоже!»
— Может так быть, что в лавке работают мусульмане? — спросил заводила.
— Дела идут не так хорошо, чтобы кого-то нанимать, — сказал Ишвар. — Еле хватает работы для меня и брата. — Мужчины, стоящие поближе, заерзали, стараясь заглянуть вглубь мастерской. Они тяжело дышали, от них разило потом.
— Пожалуйста, смотрите, что хотите. — Ишвар отодвинулся в сторону. — Нам нечего скрывать.
Мужчины быстро все оглядели, обратив внимание на изображения индуистских божеств на стене над рабочим столом. Один из них в шафрановой рубашке выступил вперед:
— Послушай, парень, если ты врешь, я лично проткну тебя вилами.
— Зачем мне врать? — сказал Ишвар. — Я такой же, как вы. Думаете, я пошел бы на смерть ради мусульманина?
В толпе опять заспорили.
— Эй, выходите сюда и спускайте штаны, — приказал заводила. — Оба выходите.
— Что?
— А ну, поторапливайтесь! Или штаны вам больше не понадобятся!
Нетерпение в рядах нарастало. По мостовой застучали копья, все громче звучал призыв к расправе. Ишвар и Нараян покорно приспустили штаны.
— Ничего не вижу — здесь слишком темно, — рявкнул заводила. — Дайте свет. — Из задних рядов передали фонарь. Мужчина наклонился и осветил каждому юноше промежность. Зрелище его удовлетворило. Толпа окружила ребят — налетчики хотели сами разобраться. В результате всем стало ясно: крайняя плоть не обрезана.
В этот момент хозяин скобяной лавки открыл верхнее окно и крикнул: «Что здесь происходит? Чего вы пристали к индийским ребятам? Вам что, мусульман не хватает?»
— А ты кто такой? — закричали из толпы в ответ.
— Кто я такой? Твой отец и твой дед! Вот кто я такой! А также хозяин этой скобяной лавки. Скажи я хоть слово, и на мой призыв соберется вся улица! Вам не поздоровится! Шли бы вы куда подальше!
Заводила решил, что связываться с местными не стоит. Его подручные поплелись следом, выкрикивая ругательства, чтобы как-то спасти лицо. Между собой они тоже переругивались: вечер потеряли и показали себя дураками из-за ложной информации.
— Это был прекрасный спектакль, — сказал скобянщик, дружески похлопывая Ишвара и Нараяна по спине. — Я наблюдал сверху. И если б вам угрожала хоть малейшая опасность, мы все пришли бы на помощь. И все же хорошо, что обошлось без столкновения. Вы их убедили, и они ушли мирно. — Он огляделся, желая убедиться, что ему поверили.
Мумтаз упала перед учениками на колени. Дупатта соскользнула с ее плеч и обвила их ноги.
— Тетя, пожалуйста, встаньте, — сказал Ишвар, пятясь назад.
— Отныне и навсегда я обязана вам своей жизнью, жизнью моих детей и мужа — всем этим я обязана вам. — Она с рыданиями припала к ногам юношей. — Ничем не расплатиться за это!
