— Может, это связано с чрезвычайным положением? — предположил кто-то.
— С чем-чем?
— Так сегодня утром премьер-министр произнесла по радио речь. Вроде стране угрожает внутренний враг.
— Очередная правительственная тамаша
[2].
— Зачем самоубийцы выбирают смерть на рельсах? — проворчал кто-то. — Никто не думает о людях вроде нас. Убийства, самоубийства, теракты наксалитов
[3], смерти в полицейских участках — все приводит к задержке поездов. Почему бы не выбрать яд, нож или прыгнуть с высоты?
Наконец долгожданный грохот пробежал по вагонам — поезд разминал длинную стальную спину. Облегчение проступило на лицах пассажиров. Когда поезд дошел до развилки, все вытянули шеи, пытаясь увидеть, что задержало состав. Трое полицейских стояли рядом с небрежно покрытым телом, дожидаясь его отправки в морг. Некоторые пассажиры коснулись рукой лба или, сложив ладони, прошептали: «О, Рама, Рама».
Манек Кохлах вышел из поезда следом за дядей и племянником, и они вместе покинули перрон. «Извините, — сказал он, извлекая из кармана письмо. — Я первый раз в этом городе, не скажете ли вы, как мне добраться вот сюда?»
— Ты не тех людей спрашиваешь, — сказал Ишвар, не взглянув на письмо. — Мы тоже здесь впервые.
Но Омпракаш, приглядевшись, воскликнул:
— Взгляни, та же фамилия!
Ишвар вытащил из кармана клочок бумаги и сравнил адреса. Племянник оказался прав: и тут и там было написано одно и то же: Дина Далал, и ниже — адрес.
Омпракаш с неожиданной неприязнью оглядел Манека.
— Зачем тебе Дина Далал? Ты что, портной?
— Портной? Вовсе нет. Она подруга моей матери.
Ишвар похлопал племянника по плечу.
— Не впадай раньше времени в панику. Пойдем искать это место.
Манек не понимал сути разговора. Только когда они вышли из вокзала, Ишвар объяснил ему, в чем дело.
— Видишь ли, мы с Омом портные. А у Дины Далал есть работа как раз для двух портных. Вот мы и хотим предложить свои услуги.
— И вы решили, что я перейду вам дорогу, — улыбнулся Манек. — Не беспокойтесь. Я просто студент. Дина Далал училась в одной школе с моей мамой. И она разрешила несколько месяцев пожить у нее.
Они спросили дорогу у торговца пана
[4] и пошли по указанной им улице. У Омпракаша все еще оставались подозрения.
— Если ты собираешься жить у нее несколько месяцев, тогда где твой чемодан, где твои вещи? У тебя что, ничего нет, кроме двух книжек?
— Сегодня я всего лишь познакомлюсь с ней. А вещи из университетского общежития перевезу в следующем месяце. — Они обогнали нищего. Тот неуклюже передвигался на деревянной платформе на колесиках — она приподнимала его на четыре дюйма над землей. На руках у нищего отсутствовали пальцы, а ноги были ампутированы почти до ягодиц. «O Babu, ek paisa day-ray! — тянул он, потряхивая консервной банкой в забинтованных культях. — O babu! Hai Babu! Aray babu, ek paisa day-ray!
[5]»
— За все время, что живу в городе, еще не встречал такого жалкого нищего, — сказал Ишвар, и все с ним согласились. Омпракаш опустил в банку монету.
Они перешли на противоположную сторону и снова спросили дорогу.
— Я живу здесь уже два месяца, — сказал Манек, — но город такой большой и запутанный, что я знаю только несколько больших улиц. А те, что поменьше, все на одно лицо.
— Мы в городе уже полгода, и у нас та же проблема. Поначалу у нас прямо крыша поехала. Первое время никак не могли сесть на поезд — пропускали два или три состава, прежде чем научились протискиваться внутрь.
Манек признался, что ему здесь все ненавистно. Ждет не дождется, когда закончит обучение и вернется домой, в горы.
— Мы тоже приехали ненадолго, — сказал Ишвар. — Вот заработаем немного денег и уедем в свою деревню. Что хорошего в таком большом городе? Шум, толпы людей, жить негде, с водой проблемы, повсюду мусор. Просто кошмар.
— Наша деревня отсюда далеко, — уточнил Омпракаш. — Надо ехать на поезде целый день — только утром доберешься.
— Доберемся, обязательно доберемся, — уверенно произнес Ишвар. — Нет ничего лучше родного дома.
— А я родом с севера, — сказал Манек. — Туда ехать сутки и еще день. Из окна нашего дома видны снежные вершины гор.
— Рядом с нашей деревней течет речка, — продолжал Ишвар. — Слышно, как журчит вода, и видно, как сверкает она на солнце. Там очень красиво.
Некоторое время они шли молча, охваченные мыслями о доме. Нарушил молчание Омпракаш, указав на ларек, где продавали арбузный шербет.
— Неплохо выпить чего-нибудь холодненького в такую жару.
— Хорошая мысль, — сказал Манек. — И выглядит он замечательно.
— Нам не надо, — быстро осадил племянника Ишвар. — Мы утром плотно позавтракали.
Выражение лица Омпракаша тут же изменилось.
— Ну, как хотите, — недоверчиво произнес Манек, заказывая себе большой стакан и поглядывая на портных. Те отвели глаза в сторону, стараясь не глядеть на вожделенный кувшин и запотевший стакан. Какие у них усталые лица, какая бедная одежда, изношенные сандалии!
Манек выпил половину стакана и сказал: «Я напился. Хотите теперь вы?»
Портные отрицательно замотали головами.
— Смотрите. Пропадет зря.
— Раз так, тогда давай, — согласился Омпракаш и взял стакан. Сделав большой глоток, он передал шербет дяде.
Ишвар осушил стакан и вернул его продавцу.
— Как вкусно! — сказал он, радостно улыбаясь. — Очень любезно с вашей стороны угостить нас. Нам очень понравилось, спасибо. — Неодобрительный взгляд племянника заставил его замолчать.
«Столько благодарности за глоток шербета, — подумал Манек, — как изголодались эти бедняги по обычной доброте!»
Латунная табличка с позеленевшими от времени буквами на двери веранды гласила: Мистер и миссис Рустам К. Далал. Открыла дверь сама Дина Далал. На клочке мятой бумаги она разглядела надпись, сделанную собственной рукой.
— Вы портные?
— Да, — сказал Ишвар, вежливо кланяясь. По приглашению хозяйки все трое вошли на веранду и стояли, ощущая неловкость.
