— Думаю, отец хотел, чтобы я хоть раз совершила с ним долгую прогулку, — сказала миссис Кохлах, утирая тыльной стороной руки слезы. Пальцы она оставила сухими — для праха.
Манек пожалел, что редко сопровождал отца в его походах. Как было бы хорошо, если б он сохранил детский восторг и пыл в поздние годы, когда отец особенно в нем нуждался. А он, напротив, приходил в замешательство, видя энтузиазм отца, его растущую любовь к ручейкам, птицам и цветам, юношу смущали разговоры горожан о странностях мистера Кохлаха, гладящего камни и деревья.
Утро было тихим. Ни ветерка, который помог бы развеять прах. Манек и мать ходили большими кругами, поочередно запуская пальцы в коробку и разбрасывая серый пепел.
После того, как они рассыпали половину праха, Абан Кохлах вдруг испытала чувство вины, решив, что они делают это не так тщательно, как хотел муж. Она отважилась подняться на опасную высоту, бросила пригоршню праха в прерывисто ниспадающий водопад и в почти недоступные горные цветы, кое-что высыпала у дерева, растущего над пропастью.
— Тут было любимое место отца, — сказала мать. — Он часто рассказывал мне про это дерево, его удивляло, как оно смогло тут вырасти.
— Будь осторожна, мама, — волновался Манек. — Скажи мне, где еще ты хочешь рассыпать прах, не ходи по краю.
Но женщине казалось, что нужно все сделать самой, и она продолжала все выше взбираться по крутым тропам. И то, чего боялся Манек, случилось. Она неудачно поставила ногу и заскользила вниз.
Манек подбежал к месту, где мать сидела, потирая колено.
— Ох! — сказала она, поднимаясь и пытаясь идти.
— Не вставай, мама, — сказал он. — Подожди меня здесь. Я пойду за помощью.
— Все в порядке. Я могу ходить. — Мать сделала два шага и вновь опустилась на землю.
Манек аккуратно засунул коробку с прахом за камень и выбежал на основную тропу, откуда стал звать на помощь. Не прошло и тридцати минут, как собралась группа друзей и соседей во главе с внушительной миссис Гревал.
После смерти бригадира Гревала его жена взяла на себя роль лидера. Где бы ни оказывалась миссис Гревал, она автоматически начинала руководить процессом. Большинство ее подруг охотно с этим мирились, ведь тогда на них приходилось меньше работы — будь то организация праздничного обеда или пикника.
Прикинув на глаз состояние миссис Кохлах, миссис Гревал послала за двумя носильщиками, которые в настоящее время работали официантами в пятизвездочной гостинице. Прежде эти двое носили в кресле с длинными ручками по горным дорогам и тропам престарелых туристов или инвалидов, приехавших полюбоваться прекрасными видами. Но с постройкой новой широкой дороги, по которой стал ездить автобус с туристами, носильщики остались не у дел.
Мужчины с радостью извлекли из хранилища кресло для миссис Кохлах. Манек спросил, можно ли им доверить мать, не потеряна ли у них квалификация после многих лет работы в гостинице, где весь путь был от кухни до столовой.
— Не волнуйтесь, господин, — ответили мужчины. — Работа носильщиков — наша семейная традиция, она у нас в крови. — Было видно, что они рады возможности вернуться к старой работе.
— Манек, ты можешь остаться и закончить наше дело? — спросила миссис Кохлах, когда ее усаживали в кресло.
— Ну, конечно, останется, — решила за него миссис Гревал. — Как только развеешь остатки праха, Манек, присоединяйся к нам. Твоя мамочка будет со мной в безопасности.
Она дала знак носильщикам, те подняли кресло, положили длинные ручки на плечи и двинулись в путь, демонстрируя полную синхронность. Их руки и ноги работали как хорошо смазанные части одного механизма, они искусно лавировали между препятствиями, не доставляя пассажирке никаких неудобств. Манеку все это напомнило работу паровой машины, которую однажды продемонстрировал ему отец… Он поднял сына на вокзале поближе к паровозу, машинист дал свисток… и тут оси, рычаги и поршни рванулись и заработали в мощной, гремящей симметрии…
— Видел бы меня сейчас Фарух, — сказала миссис Кохлах, улыбаясь сквозь слезы. — Развеяв прах мужа, жена возвращается домой в паланкине. Как бы он смеялся над таким несоответствием.
Манек видел, как носильщики скрылись за поворотом, и тогда достал спрятанную за камнем коробку. Он возобновил разбрасывание праха. Понемногу поднялся ветер. Прежде лениво ползущие облака теперь мчались по небу, их тени омрачали долину. Манек раскрыл пальцы, и ветер унес с собой пепел. Он поскреб коробку изнутри, перевернул и постучал по ней сверху. То, что еще там оставалось, улетело навстречу неизвестности.
Время от времени миссис Гревал, идущая следом за носильщиками, делала замечания.
— Поосторожнее, здесь низкая ветка. Вы ведь не хотите, чтобы миссис Кохлах ушиблась.
— Не беспокойтесь, госпожа, — отвечали они, тяжело дыша. — Мы еще не забыли нашу работу.
— Ну-ну, — с сомнением произнесла миссис Гревал. — Будьте внимательны — впереди большой камень, не споткнитесь.
Тут миссис Кохлах вступилась за носильщиков.
— Не стоит волноваться, они знают свое дело. Мне очень удобно.
Когда носильщики спустились с горной тропы и ступили на городскую дорогу, идущие следом друзья и соседи разразились в их честь аплодисментами. Прошло много лет с тех пор, как это кресло последний раз несли по улицам города. Тень прошлого восторженно приветствовали все жители, встречавшиеся на пути процессии. Многие присоединялись к ней, увеличивая число участников стихийно возникшего торжества.
Иногда процессии приходилось останавливаться, пропуская грузовики и автобусы. После пятой остановки миссис Гревал взбунтовалась:
— Хватит с нас этих задержек, — сказала она. — А ну-ка все переходим дорогу. Не будем никого пропускать. Во всяком случае, сегодня. Миссис Кохлах имеет на это право. У нее сегодня особый день. Транспорт может подождать.
Все с этим согласились, и в течение тридцати пяти минут процессия гордо шествовала по городу, а сзади тянулся длинный хвост из автомобилей, водители которых нервно гудели и кричали. Миссис Гревал долго не обращала на них внимания, решив не унижаться и не стараться перекричать эту дешевую какофонию. Но потом, не выдержав, остановилась и крикнула: «Имейте совесть! Эта женщина — вдова!»
Примерно через час спасательный отряд благополучно доставил миссис Кохлах домой, где ее усадили в удобное кресло и наложили лед на колено. Миссис Гревал села напротив — на стул с прямой спинкой и не сходила с него, как часовой. Она не ушла вместе со всеми, твердо заявив: «В день после похорон нельзя оставаться одной».
Миссис Кохлах забавляла ее манера держаться, но она была благодарна бригадирше за компанию. Они вспоминали славные времена расцвета магазина, чаепития и обеды, военные поселения. Как прекрасна тогда была жизнь, каким свежим и целебным был воздух! Если ты устала или почувствовала недомогание, достаточно было выйти из дома, глубоко вдохнуть, и тебе сразу становилось лучше — без всяких таблеток и витаминов.
