— Это был не его день.
Хозяин нес с собой набитый монетами кейс, прикрепленный цепочкой к запястью — он только что обошел своих нищих. Тяжесть монет не давала подняться, одна рука была неподвижна — он оказался в западне. Свободной рукой он отбивался как мог, молотил ногами, но худосочный убийца, оседлав его спину, методично делал свое дело, пытаясь пробить одежду и кожу, войти в плоть и пронзить сердце.
— Поначалу все выглядело даже забавно. Доходяга словно играл с пластиковым ножиком и надувной игрушкой. Но время было на его стороне, и в конце концов Хозяин затих. Тот, кто жил за счет крох, что подают беззащитным калекам, погиб под тяжестью милостыни. Вот так, сестра, иногда и в нашем мире торжествует справедливость.
Дине припомнились нищие, много нищих на похоронах Шанкара. Да, теперь они свободны. Но какая им польза от этой свободы? Разбросанным по жалким городским тротуарам, осиротевшим, лишенным опеки — не было ли им лучше под присмотром Хозяина?
— Он был не таким уж плохим человеком, — сказала Дина.
— Кто мы такие, чтобы судить — хорош он или плох? Просто на этот раз чаши весов сравнялись. Скажу вам честно, сестра, когда вчера утром я увидел, как Хозяин Нищих приближается к нашему дому, у меня появилось желание просить его о помощи — найти мне какое-нибудь прибыльное местечко. Но убийца добрался до него первым.
— Он хотел украсть деньги?
— Нет, деньги его не интересовали. Тогда он отрубил бы кисть. Нет, убийца отбросил нож и закричал, что он циркач, у него был номер с обезьянами, а Хозяина он убил из мести.
Дина побледнела и опустилась на стул. Ибрагим с трудом оторвался от своего и взял женщину за руку.
— Что с вами, сестра?
— У того, кто назвал себя циркачом, был шрам на лбу?
— Кажется, да.
— Он приходил ко мне на прошлой неделе, хотел встретиться с Хозяином по какому-то делу. Я сказала, что он придет в четверг — то есть вчера. — Дина сложила пальцы в кулак и приложила ко рту. — Я помогла убийце.
— Не говорите так, сестра. Как вы могли знать? — Старик похлопал ее по руке, ногти у него были грязные. Несколько месяцев назад такое прикосновение вызвало бы у нее отвращение. А сейчас она была ему рада. Его сморщенная кожа, похожая на чешую безобидной рептилии, пробудила в ней изумление и жалость. «И почему я так его ненавидела, — спросила себя Дина. — Человек может вызывать только чувство изумления из-за его способности выживать и жалости, когда это у него не получается. И, наверное, Манек был прав, когда говорил, что все кончается плохо».
— Не вините себя, сестра. — Старик снова похлопал ее по руке.
— Почему вы упорно зовете меня «сестрой»? Ведь я вам в дочери гожусь.
— Хорошо. Буду звать «дочкой». — Старик улыбнулся, и эта улыбка была неформальная. — Ведь владелец обезьян в любом случае нашел бы и убил Хозяина — с вашей помощью или без. В полиции говорят, что он психически больной — убежать от полицейских даже не пытался, просто стоял и нес какой-то вздор: якобы когда он лежал без сознания, Хозяин украл двух его детей, ослепил их, отрезал кисти, искривил позвоночники и сделал из них нищих. Но теперь предсказание сбылось — и он отомстил негодяю. Кто знает, какие демоны вселились в беднягу и помутили его разум!
Старик снова погладил руку Дины.
— Теперь, когда Хозяина Нищих нет, домовладелец постарается вас выселить. Я пришел предупредить вас.
— Разве я смогу противостоять его бандитам?
— Нужно опередить его. У вас есть немного времени. Теперь в квартире нет портных и жильца, поэтому надо еще найти, к чему придраться. Наймите адвоката и…
— У меня нет денег на дорогого адвоката.
— Подойдет и дешевый. Он должен…
— Но как я его найду?
— Идите в суд. Он сам вас найдет. Как только пройдете ворота, адвокаты сбегутся к вам.
— И что дальше?
— Поговорите с ними, выберите того, кого сможете нанять. Скажите, что нужно найти управу на домовладельца, чтобы с его стороны прекратились угрозы и прочие формы агрессии и восстановился статус-кво…
— Разрешите я это запишу. Иначе забуду. — Дина взяла бумагу и карандаш. — Думаете, это поможет?
— Если поторопитесь. Не тяни времени, дочка. Иди — иди прямо сейчас.
Дина порылась в сумочке и достала пять рупий.
— Это пока не найдете работу, — сказала она и сунула бумажку в его чешуйчатую руку.
— Нет, я не могу взять у вас деньги — вам и так досталось.
— Неужели дочь не может помочь старому отцу?
Старик со слезами взял деньги.
За воротами суда сложился импровизированный шумный базар, здесь люди, проводившие долгие часы, дни, недели и даже месяцы в надежде найти справедливость, могли купить еду. Тех, кто здесь уже прижился, можно было легко узнать — они приходили сюда с пакетами припасов, стояли в стороне и громко жевали. Около мужчины, который жарил пирожки с овощами, собралась большая толпа. «Неудивительно, — подумала Дина, — запах очень соблазнительный». Рядом на большом куске льда охлаждался ананас. Отводя глаза от брызжущего сока, женщина отрезала от ананаса длинным острым ножом тонкие круглые ломтики, восхитившие Дину своим безукоризненным видом.
В центре толпы у здания суда расположились машинистки. Они сидели, поджав ноги, словно находились в храме, и печатали за столиками на красавцах «ундервудах» документы для истцов и просителей. Рядом продавали нужного размера бумагу, скрепки, папки, красные ленты для перевязки документов, синие и красные карандаши, ручки и чернила.
Представители разных юридических профессий в черных пиджаках рыскали в толпе в поисках клиентов. Дина избегала их, решив сначала оглядеться в новой обстановке. «Нет, спасибо», — отвечала она тем, кто предлагал свою помощь.
Около главного здания толпа все больше сгущалась, создавая ощущение надвигающегося хаоса. Людей выносило из дверей или вносило внутрь; оказавшиеся в здании что-то объясняли, жестикулируя, сотрудникам, а оставшиеся на улице громко требовали, чтоб счастливцы, попавшие внутрь, поскорее оттуда выметались. Время от времени кто-нибудь ронял бесценные документы, а когда пытался поднять их, завязывалась драка, во время которой терялись другие вещи, вроде носовых платков, сандалий, шапочек, шарфов.
Одна большая волна внесла все-таки Дину в здание. Она оказалась в коридоре, где люди также находились в постоянном движении, переходя из одной комнаты в другую, поднимаясь и спускаясь по лестнице. Казалось, всех охватила эпидемия дезориентации. В залах и коридорах стоял неумолчный шум. Иногда это был ровный гул, перемежающийся взрывными криками протеста. Дина не понимала, как в такой обстановке можно вести судебные процессы.
Некоторое время она постояла в дверях помещения, где шло судебное разбирательство. Судья невозмутимо вел процедуру. Выступал защитник. Не было слышно ни слова. Только жестикуляция и движение на горле сухожилий говорили о том, что он произносит речь.
