Дина опять с трудом сдержалась, чтоб не осадить мужчину. Правда, на этот раз грубые слова не так ее шокировали.
— Вы принесли нам чудесные новости, — сказала она. — Представляю, как обрадуется Шанкар, когда все узнает.
— Не «когда», а «если». Хватит ли у меня смелости? И мудрости, чтобы принять правильное решение?
Сложность задачи внезапно вызвала у Хозяина приступ отчаяния. Новость, которая должна была всех обрадовать, вдруг омрачилась, словно солнце закрыли тучи.
— Не сомневаюсь, что со временем вы придете к правильному решению, — сказал Ишвар.
— Ясно одно: между мной и Шанкаром протянута тонкая нить. Она тоньше шелковистых волос несчастных убитых нищих. Не я нарисовал ее — это след судьбы. Но в моей власти ее стереть. — Мужчина вздохнул. — Какая пугающая ответственность! Осмелюсь ли я? Ведь если стереть — новую не нарисуешь. — Он поежился. — Ну и наследство оставила мне мачеха.
Хозяин открыл кейс, вытащил оттуда блокнот и продемонстрировал свой последний рисунок.
— Я сделал его вчера поздно вечером, когда из-за тяжелых дум не мог заснуть.
На рисунке были изображены три фигуры. Первая — мужчина, он сидел на тележке с крошечными колесиками. У него не было ни ног, ни пальцев, обрубки бедер торчали, как пустой бамбук. Вторая — истощенная женщина без носа, с зияющей дыркой посреди лица. Но самой гротескной была третья фигура. Мужчина с прикрепленным к запястью кейсом стоял на четырех тонких, паучьих ножках. Они указывали на четыре стороны света, как будто мужчина не мог выбрать правильное направление. На каждой из рук было десять пальцев, вялыми бананами свисавшие с ладоней. Лицо украшали два носа, сидящие рядом, но демонстративно повернутые в разные стороны, словно не выносили запаха друг друга.
Все смотрели на рисунок, не зная, как на него реагировать. Хозяин помог, предложив собственную интерпретацию: «Все мы на этом свете уродцы».
Ишвар хотел было сказать, что он преувеличивает свою вину — нельзя взваливать на себя ответственность за судьбы Шанкара и Носачихи, но тут заговорил сам мужчина:
— Я имею в виду абсолютно всех. Но кто осмелится судить нас? Что можем мы сделать, когда и наш приход в жизнь и уход из нее одинаково уродливы. Рождение и смерть — что может быть отвратительнее? Мы любим себя обманывать, называя это чудесным, прекрасным и величественным, но, если взглянуть правде в глаза, и то и другое уродливо.
Захлопнув блокнот, мужчина убрал его в кейс с некоторым раздражением, как бы давая понять, что не хочет больше возвращаться к своей истории, в которой слились счастье и горе, открытия и сомнения. Вместе с рисунком он спрятал и свои чувства, снова надев маску дельца.
— Через четыре месяца закончится срок нашего договора. Хотелось бы знать заранее — планируете ли вы его возобновлять?
— Обязательно, — сказал Ишвар. — Другого мнения быть не может. Иначе домовладелец опять станет нас преследовать.
Портные проводили мужчину через веранду до дверей. На улице по-прежнему не светили фонари. Похоже, отключили электричество, потому что и дальше было темно.
— Надеюсь, у Шанкара фонарь горит, — сказал Хозяин. — Надо поторопиться и проверить. Он испугается, если наступит полная темнота.
Мужчина зашагал по черному асфальту в белой рубашке и брюках — казалось, по грифельной доске пишут мелом. Раз он оглянулся, помахал рукой, а потом постепенно растворился в темноте.
— Какая удивительная история! — сказал Ом. — Нашим друзьям в «Вишраме» она очень понравится. В ней есть все — трагедия, любовь, насилие и открытый конец.
— Ты слышал, что сказал Хозяин, — напомнил Ишвар. — Ради спокойствия Шанкара, все должно остаться в секрете. Такая история заслуживает, чтоб ее включили в состав «Махабхараты».
Глава тринадцатая. Свадьба, глисты и санньяси
Спустя месяц котята объявились в окне кухни, но радости большой не принесли. Было видно — они заскочили сюда, только чтобы перекусить. Манек и Ом были б счастливы любому знаку внимания: громкому «мяу», взгляду, мурлыканью, выгибанию спинки, — но котята только ухватили рыбью голову и утащили, чтобы насладиться ею в уединении.
— Почему вас это удивляет? — сказала Дина. — Неблагодарность — частый гость в этом мире. Однажды и вы забудете меня — все забудете. Каждый пойдет своей дорогой, и я стану не нужна. — Она показала на Манека. — Через два месяца ты сдашь последний экзамен, соберешь вещи — и был таков.
— Нет, тетя, — запротестовал Манек. — Я вас никогда не забуду. Буду навещать или писать, где бы я ни оказался.
— Что ж, посмотрим, — уклончиво произнесла Дина. — И портные когда-нибудь откроют свое дело и тоже уедут. Только не думайте, что я не буду за вас радоваться.
— Дина-бай, да будут благословенны ваши уста, если такое случится, — сказал Ишвар. — Но для того чтобы у нас появился дом или мастерская, политики должны стать честными людьми. — Он поднял указательный палец, согнул его, а затем снова выпрямил. — Можно согнуть и выпрямить палку, но не правительство. — Больше всего меня беспокоит, — прибавил Ишвар, — как сможет Ом жениться, если у нас не будет своего жилья?
— Несомненно что-то изменится к тому времени, когда он созреет до женитьбы, — сказала Дина.
— Но он уже созрел, — возразил Ишвар.
— Ничего не созрел, — не выдержал Ом. — Почему ты все время твердишь о женитьбе? Взгляни на Манека, мы с ним ровесники, но никто не толкает его к браку. Пристают к тебе родители, Манек? Торопят с женитьбой? Ну, отвечай же, поучи моего дядю уму-разуму.
Манек пожал плечами и сказал:
— Нет, никто не торопит.
— Продолжай, объясни ему, что твои родители будут ждать до тех пор, пока ты не встретишь ту, которая тебе понравится. И если решишь на ней жениться, только тогда твои родители начнут приготовления к свадьбе. Вот такого хочу и я.
— Омпракаш, ты несешь чепуху, — Ишвар возмутился таким нелепым заявлением племянника. — Мы из разных слоев, и у каждого свои обычаи. Твоих родителей нет больше с нами, и теперь мой долг найти тебе жену.
Ом нахмурился.
— Какое кислое выражение лица, — сказал Манек, стараясь погасить напряжение. — В любом случае, должен предупредить вас, тетя, что не надейтесь освободиться от меня через два месяца.
— Что ты хочешь сказать?
— Я решил остаться в университете еще на три года, чтобы получить настоящий диплом, а не просто свидетельство о прослушанном курсе.
Лицо Дины осветилось радостью, которую ей не удалось скрыть.
— Мудрое решение. Диплом ценится гораздо больше.
— Так я могу остаться у вас? После того, как съезжу домой на каникулы?
— А что вы скажете, дядя с племянником? Разрешим Манеку вернуться?
Ишвар улыбнулся.
