– Нет, он вернется не раньше восьми.
– А твоя мама не будет возражать?
– Наоборот, обрадуется, что у меня появилась подруга, которую я пригласил в гости. Знаешь, мамы, они такие.
Дженна взглянула на особняки; в предвечернем тумане освещенные окна напоминали золотистые глаза. Она никогда раньше не бывала в «Мелвиллских высотах». У мамы в начальной школе была лучшая подруга – ее семья давным-давно переехала, – которая жила в розовом доме. Мама рассказывала, что часто заходила к ней после школы, вставала коленями на подоконник, смотрела на поселок и придумывала истории о людях внизу. Оттуда они казались крошечными, словно фигурки из кукольного домика.
– Ты уверен? – на всякий случай уточнила Дженна.
– Совершенно уверен.
У Фредди дома было холодно. Дженна покрепче запахнула пальто и проследовала по выложенному плиткой коридору на кухню.
– Где твоя мама?
Он пожал плечами и бросил рюкзак и куртку на стул.
– Наверное, в постели. Говорит, подхватила грипп.
– Ой, надо же. Бедняжка.
– Просто придуривается, – резко возразил Фредди. – Требует к себе внимания.
– Ясно.
– Не хочешь снять пальто? Я приготовлю чай. Будешь?
– Буду.
– Отлично.
Дженна положила рюкзак и пальто на стул и прошла на кухню.
– Английский завтрак. Ромашковый. Мятный. Эрл Грей. Ройбуш.
Дженна понятия не имела, что означает последнее слово, однако кивнула.
– Обычный чай, пожалуйста.
Фредди вытащил из коробки пакетик чая «Английский завтрак» и бросил его в кружку. Поинтересовался, не желает ли Дженна молока, та согласилась. Без пальто стало еще холоднее. Форточка в стеклянной пристройке была примотана проволокой; конец проволоки болтался туда-сюда от сквозняка.
– Вам нужно починить окно, – заметила Дженна. – Тут ужасно дует.
– Отец любит, когда дома холодно, – ответил Фредди. – Мол, так лучше думается.
– Ага, о том, как же здесь холодно. – Дженна засунула руки поглубже в рукава. Ее пробрал озноб.
Фредди готовил чай. Его движения были размеренными, как у робота. Он, не выжимая, вытащил из кружек чайные пакетики и отнес в мусорное ведро. На столе и полу остались коричневые брызги.
– Ты пригласил девушку на бал? – поинтересовалась Дженна.
– Да, только что. Тридцать пять минут назад. Она не сказала ни «да», ни «нет». У нее синдром Аспергера.
Дженна вежливо кивнула и взяла у него кружку. Немного чая выплеснулось на стол, она подтерла лужицу рукавом джемпера. Она не знала, что сказать про синдром Аспергера, поэтому решила промолчать. Наверное, у Фредди тоже синдром Аспергера, однако спрашивать было бестактно.
– Ну так что, – начал он, усаживаясь рядом с ней и закинув тощую ногу на колено. – О чем ты хотела со мной поговорить? Хочешь расспросить меня о мальчиках?
Дженна усмехнулась.
– Э-э… нет, не совсем. Я хотела… – Как можно говорить об этом в его доме? Где-то здесь его мама, больная, лежит в постели… Дженна сделала глоток чая и опустила кружку на стол. – Я хотела спросить о твоем отце, – промолвила она.
Фредди, мгновенно изменившись, озабоченно подался вперед.
– Что об отце?
Нужно поблагодарить Фредди за чай, собрать вещи и уйти. Но Дженна вспомнила, как мистер Фицуильям держал Бесс за руку и называл «хорошей девочкой». У нее не выходил из головы мужчина на черном «БМВ», забравший Бесс из дома Джеда, и случай в Севилье, когда Бесс поздно вечером разговаривала с директором наедине на пустой лестнице. Дженне вспомнились сердечки, которыми ее подруга разрисовывала фотографии мистера Фицуильяма, и рыдания Бесс в туалете. А еще она вспомнила, как мистер Фицуильям смотрел на нее: проницательный взгляд, бархатный голос, мягкий свитер, удачно предложенная коробка с салфетками, неподобающая близость во время разговора. Наконец, уже в который раз перед Дженной, как живая, встала женщина из Озерного края, люто ненавидевшая мистера Фицуильяма. Это неправильно, неправильно, неправильно!
Дженна посмотрела Фредди прямо в глаза.
– Как думаешь, твоему отцу нравятся молоденькие девушки?
Прикусив губу, она взволнованно следила за его реакцией. Вопреки ее ожиданиям Фредди не разозлился, скорее заинтересовался.
– Нет. А ты думаешь, нравятся?
– Не знаю, – прошептала она.
Фредди встал, закрыл дверь кухни и вновь уселся рядом с Дженной.
– Он что-то с тобой делал?
– Со мной? Нет.
– Тогда с кем?
– С моей подругой, Бесс Ридли. – И Дженна рассказала ему все с самого начала. Фредди кивал, совершенно не удивляясь, будто заранее знал, что она скажет.
– Я подозревал, что отец не просто так напросился в ту поездку, – признался он, услышав про ночной разговор в Севилье.
Когда Дженна закончила, Фредди облокотился на стол и шумно выдохнул.
– Боже мой, – пробормотал он.
– Прости, что вывалила на тебя все это, – сказала Дженна. – Понимаю, тебе тяжело, речь ведь о твоем отце.
– Я люблю папу, – заявил Фредди. – Во многих отношениях он прекрасный человек, хотя…
Дженна с тревогой ждала продолжения. Что он хочет сказать?
– Не знаю, нравятся ему девочки или нет, но мне кажется, он бьет маму.
Дженну передернуло.
– Иногда, – медленно произнес Фредди, осторожно подбирая слова, – по ночам из их спальни доносятся странные звуки. Реально стремные, типа шлепки или удары. Родители шепчутся, словно ругаются вполголоса, а потом вдруг становится тихо. Иногда как будто кого-то тошнит. На следующее утро мама надевает водолазку с воротом или шарф, на запястьях у нее синяки. Она выглядит больной, не выходит на пробежку и не улыбается. То же самое случилось несколько дней назад, и теперь у нее на шее синяк, о котором она не хочет говорить. Поэтому я считаю, что мой отец – самый замечательный и в то же время самый ужасный человек из всех, кого я знаю. Мне нужно найти доказательства его дурных поступков, чтобы я мог окончательно решить, как к нему относиться. А то я разрываюсь между двумя мнениями.
Внезапно Дженна вспомнила: когда она попыталась обнять Бесс в туалете, та поморщилась.
– Ты не пробовал расспросить маму о папе и синяках?
– Пробовал, – отозвался Фредди. – Мама считает отца совершенством. Просто боготворит. Она меня любит, но заботится больше о нем, чем обо мне. Вся еда в доме – для него. Отопление отключено ради него, потому что ему не нравится, когда тепло. А вот мне нравится. Мы не ездим в отпуск, потому что папа терпеть не может путешествия. А я люблю. Мое мнение никого не волнует. Отец единственный, чей голос имеет значение. Мама никогда не скажет о нем дурного слова. Никогда.
