– Как тебя зовут? – спросила Сабина.
– Лейни Коул, – сказала девочка, теребя прядь русых волос.
Из приглашений Сабине запомнилось, что Коулы – это двоюродные родственники из Вайоминга.
– Мы с тобой знакомы? – спросила Сабина.
– Нет, – ответила девочка, для убедительности помотав головой.
– Договаривалась я с тобой о чем-то заранее, может быть, давала деньги?
Лейни Коул покраснела и потупилась:
– Нет.
– Точно?
Девочка кивнула – и покраснела так, что Сабина решила оставить вопросы, побоявшись, что ребенка хватит удар прямо перед публикой.
– Ладно. Теперь я попрошу тебя взять эту колоду карт и хорошенько осмотреть. Скажи, надежно ли она запечатана, не подложено ли что-нибудь туда, и, если, на твой взгляд, все в порядке, вскрой колоду.
Лейни Коул изучила обертку с тщанием даже чрезмерным и, убедившись, что это самая и во всех отношениях обычная колода карт, вскрыла упаковку и передала карты Сабине. Та поблагодарила ее, бросила на пол джокеров и принялась тасовать карты, пока они не сделались теплыми и мягкими на ощупь. Публика взорвалась бурными аплодисментами. Сабина поклонилась.
– Вот. – Она опять отдала карты девочке. – Теперь ты перетасуй. Разбей колоду и положи карты на середину стола.
Лейни Коул весьма умело перетасовала карты и, трижды разбив колоду, положила на стол. Приятное лицо у девочки. Когда перерастет переходный возраст, наверняка будет хорошенькой.
– Отлично, – сказала Сабина. – А теперь не уходи. Наступает самый ответственный момент. Попрошу у публики тишины.
Так ли нужна была тишина? Действительно ли Парсифалю приходилось прилагать столь неимоверное усилие, чтобы постучать по колоде? Сабина не знала. Но она полагала все это частью фокуса, хотя и обнаружила, что можно постучать по колоде самым небрежным образом, при любом шуме, совершенно ни о чем не думая, – и тузы все равно устремятся к верху колоды, как лошади к стойлу. Утром она проделала это, даже не вылезая из душа, мокрыми руками. Проделала с блеском. Сабина стиснула зубы, прикрыла глаза и четыре раза стукнула по колоде – несильно, но грозно. Затем открыла глаза, как будто очнувшись после долгого забытья. Удовлетворенно кивнула, сделала шаг назад.
– А теперь, – велела она Лейни, – переверни верхнюю карту и покажи ее публике.
Червовый, трефовый, бубновый, пиковый. Рука Сабины притянула тузы, словно магнит.
Зрители разразились одобрительными аплодисментами, но им было далеко до бурного восторга, который Сабина вызвала, тасуя карты. Люди не бросились к ней, не понесли на руках по заснеженным улицам Аллайанса. По существу, никто не увидел в показанном что-то большее, чем обычный хороший, хоть и незамысловатый, карточный фокус. Никто, кроме Лейни Коул, вцепившейся в край стола и все еще сжимавшей в руке пикового туза.
– Как это получается? – прошептала она, когда толпа уже разбрелась и многие отправились к столу за вторым куском торта. В глазах девочки блестели слезы.
– Не знаю, – ответила Сабина, касаясь ее руки. – Клянусь, не знаю!
– И считает еще, что не может выступать с фокусами! – Подойдя к Сабине сзади, Дот крепко ее обняла. – Это было превосходно, суперкласс!
– Я думал, что будет фокус с цыплятами, – сказал Го. Вид у него был немного разочарованный.
– Тихо ты! – Дот шутливо шлепнула внука. – Это был прекрасный фокус. Жалко только, что слишком быстро кончился.
– А по мне, лучше бы вы в воздух поднялись и полетали, – сказал Гай.
Берти несла Сабине кусок торта. Тарелка покачивалась на ее раскрытой ладони. Кринолин под юбкой мягко шуршал, словно Берти шла по опавшей листве. И Сабина подумала, как это красиво, когда тортом тебя угощает невеста, сама похожая на торт, такая же ослепительно-белая и нарядная.
– Ну разве она не чудо? – обратилась Берти к стоявшей рядом сестре.
– Чудо, – сказала Китти.
Берти протянула Сабине торт. Она позаботилась о том, чтобы кусок был с глазированной розочкой.
– И если бы Гай был здесь, я уверена, что показал бы он именно этот фокус.
Китти и Дот взглянули на нее. Берти не знала Гая и видела его один-единственный раз, когда тот приехал из Лоуэлла. Ей тогда не было и трех лет. В детстве Берти боялась незнакомых людей и, когда он вошел, стала плакать.
– Все может быть, – сказала Дот.
– Не «может быть», а точно, – ответила Сабина. – Берти верно говорит. Он обожал этот фокус.
Я глубоко благодарна за поддержку, которую на разных этапах работы над книгой оказывали мне Институт Мэри Инграхам Бантинг при Рэдклифф-колледже, Фонд Гугенхайма, творческие резиденции Макдауэлл Калани и Укросс. Также неоценимую помощь оказали мне мой агент Лиза Банкофф и Фрэнк и Джерри Пэтчетт. И я хочу наконец-то выразить свою признательность Аллану Герганесу и Нэнси Граймс.
© ZUMA Press, Inc. / Alamy Stock Photo
Энн Пэтчет тродилась в 1963 году в Лос-Анджелесе. В возрасте шести лет переехала с семьей в Нэшвилл. После окончания колледжа занималась журналистикой. Ее первый роман «Святой покровитель лжецов», вышедший в 1992 году, удостоился высокой оценки литературной критики. С тех пор Пэтчетт написала еще семь романов и три нехудожественные книги, получила целый ряд престижных литературных наград, в том числе премию Orange, премию ПЕН/Фолкнер и премию Американской ассоциации книготорговцев. В 2011 году она открыла в Нэшвилле собственный книжный магазин «Парнас».
Энн сотрудничает со многими ведущими изданиями: New York Times, Harper's, Washington Post, Vogue и другими. В 2012 году журнал Time включил ее в список 100 самых влиятельных людей в мире. Энн живет в Нэшвилле с мужем Карлом Вандевендером и собакой Спарки.
