– Какого черта, – сказал он, – я мотаюсь ночью по холоду и ищу жену и детей?
Глаза у мальчиков теперь были широко раскрыты. Го сел на полу. Братья были похожи на вспугнутых оленят – ушки на макушке, ноздри встревоженно раздуваются.
– Я же сказала, что к восьми буду дома! – Китти подняла руку с часами – как доказательство. – К восьми мы бы и вернулись!
– Ну, ты же объявила, что тут гости, вот я и подумал, что неплохо было бы и мне познакомиться с гостями.
Если он и намеревался познакомиться с Сабиной, то пока что он даже не взглянул в ее сторону, всецело сосредоточившись на собственных ботинках, таинственным образом не запорошенных снегом.
– Значит, по холоду ты мотался вовсе не в поисках жены и детей, – уточнила Китти. Она расправила плечи и, чуть подавшись в сторону мужчины, сказала: – А теперь закрой дверь, дует!
Миссис Говард Плейт (Китти). Так значилось в бумагах адвоката. И стало быть, вошедший и был мистер Говард Плейт. Мистер Плейт был высоким и крупным (сыновья явно пошли в него), а его когда-то рыжие волосы с годами потускнели, превратившись в тускло-русые с буроватым оттенком. Но самым примечательным было лицо: ладное с одной стороны и искореженное с другой, будто когда-то по нему изо всех сил ударили кулаком и след упомянутого кулака так навсегда и отпечатался под левым глазом. Лицо это явно было в свое время серьезно поломано и скверно починено. Неяркий свет в гостиной оставлял в тени впадину исполосованной множеством шрамов щеки. Заведя одну руку за голову, мужчина с силой надавил себе на макушку, словно желая стать меньше ростом.
– Мне уйти?
– Сабина, – вмешалась Дот. – Пока мы тут совсем не разругались, давай представлю тебе своего зятя! Это Говард Плейт. Говард, это Сабина, жена Гая, мы тебе о ней рассказывали.
– Рассказывали, что в Лос-Анджелесе у вас огромный дом, – сказал Говард Плейт, взглянув на Сабину. Анфас он выглядел даже неплохо. В Лос-Анджелесе его посчитали бы экстравагантным, но в Небраске человек с таким лицом мог сойти лишь за несчастного урода.
– Да, дом у меня вполне вместительный, – ответила Сабина. Она протянула Говарду руку, и они поздоровались. Ладонь у мужчины была громадная, шершавая и совершенно ледяная – как металлические перила на морозе. Что за странное предубеждение заставляет некоторых не носить перчаток?
– Не донимай Сабину разговорами о размерах ее дома, – сказала Китти. Успей она уехать на пять минут раньше, машина ее не стояла бы на подъездной дорожке, и Говард, лишь замедлив у дома Феттерсов ход, не остановился – проехал бы дальше и благополучно отправился домой.
– Но с тех пор как Берти и Дот вернулись из Калифорнии, только и разговоров о том, какой огромный у Сабины дом. Иметь добротный дом – разве это преступление? – Он глядел на Сабину, чуть повернувшись к ней своей благообразной стороной. – Брата Китти я не знал. Мы все считали, что он умер, то есть я хочу сказать, считали так задолго до того, как он и вправду умер. И здорово удивились, когда выяснилось, что все это время он был, оказывается, жив-живехонек, да еще и больших успехов добился. Ведь люди, когда разбогатеют, обычно наведываются к родне – если, конечно, есть чем гордиться.
Сабина понимала, что ее пытаются оскорбить и что волна смущения, накрывшая в этой комнате всех, кроме Говарда Плейта, вызвана неловкостью перед ней. Но сама она, после рукопожатия все еще стоящая посреди комнаты, не ощущала себя ни смущенной, ни оскорбленной. Сабина чувствовала лишь усталость и смутную грусть оттого, что сейчас не лето и она не сидит под красным зонтиком у бассейна с Фаном, а Парсифаль не идет к ним с тремя бокалами «Бифитера» с тоником. Как любил он угощать их этим коктейлем на свежем воздухе, запасшись ножом, которым тут же срезал с дерева плод лайма и, вскрыв тонкую зеленую кожуру, добавлял в стоящие на стеклянной столешнице бокалы пахучие ломтики! «Вот она, настоящая жизнь – кормиться плодами, которые дарит тебе твоя земля!» – говорил он. Кончиком ножа он еще раз размешивал коктейли, и пузырьки свежайшего тоника празднично бурлили в бокалах, хоть никакого праздника и не было. Если ты пьешь хороший джин в погожий летний день в Южной Калифорнии, а рядом – люди, которых ты любишь, ты напрочь забываешь о Небраске. Эти два штата не уживутся в тебе, сильнейший вытеснит слабейшего. Вот что хотела Сабина сказать Говарду Плейту, но не могла, да он бы и не понял.
– Ну, что касается меня, – сказала Берти, с усилием поднимаясь с дивана, – то я еду к Хаасу, повидаться. А вам – счастливо провести вечер!
Голос ее чуть подрагивал от еле сдерживаемой ярости. Было видно, как девушка напряглась всем телом, только чтобы не наброситься на Говарда Плейта.
– Не уезжай, Берти, – попросила сестра и хотела коснуться ее руки, но Берти проворно отодвинулась, так что Китти при всем желании не могла до нее дотянуться.
– Возьми печенья для Хааса, – сказала Дот. – Там на кухне кулек для него лежит.
– К двенадцати я буду.
Все проводили ее взглядами. В свете лампы волосы Берти выглядели роскошно до неприличия – золотое руно спутанных светло-каштановых кудрей. Хаас разберет их, нежно расчешет.
– Ждет не дождется, когда замуж выскочит, – пояснил Говард Сабине таким тоном, будто рассказывал сальный анекдот.
– Знаю, – ответила Сабина. – У меня точно так же было.
Говард уселся на диван, заняв еще теплое после Берти место, а Сабина устроилась по другую сторону Китти. Однако замена Берти Говардом словно лишила присутствующих дара речи. Кажется, даже Дот не могла сообразить, как возобновить беседу.
– Ты поел? – наконец прервала она молчание.
– Поел.
Гостиная была тесна для трех женщин, двух рослых мальчиков-подростков и мужчины, присутствия которого никто не желал. Плотно закрытые окна, опущенные зимние рамы, законопаченные щели, задернутые шторы – все это заставило Сабину задуматься, хватит ли здесь на всех кислорода.
– Вы что, видео смотрели? – спросил Говард жену.
Китти кивнула со скучающим видом, даже не взглянув на него.
– Сабина раньше ни разу его не смотрела, – сказала Дот. – Представляешь?
– Выступала на телевидении, а смотреть – не смотрела?
Сабина покрутила кольцо на пальце.
– Это же был не прямой эфир. Запись сделали днем, а к вечеру мы были уже дома у телевизора. Я посмотрела передачу в тот вечер, как ее показали.
Вот только в тот вечер, когда ее показали, у них были гости. Не фокусники с тонкой душевной организацией. Те сказали бы, что шоу Карсона – помойка и что смотреть такое – ниже их достоинства. Это было еще за много лет до Фана, Парсифаль жил тогда в веселой своей квартирке на Вест-Голливуд. И в тот вечер там толпились торговцы коврами, архитекторы, соседи, старые дружки Парсифаля и парочка друзей Сабины. Когда в телевизоре крупным планом появлялись их лица, гости свистели и топали ногами. Это Сабине и запомнилось, а вовсе не выступление. Смотря видео сегодня, она не узнавала ничего из происходящего на экране.
