курим сигары и пьем джин
из миниатюрных бутылочек.
На песке полыхает
костер.
– Все, я пьяная, – говорит Типпи
и валится на спину,
увлекая меня за собой.
Мы смотрим на серповидный месяц,
головы у обеих идут кругом,
и, не думая, я спрашиваю:
– Обещаешь жить,
если я умру?
Море вдруг перестает реветь.
Огонь словно подносит палец к его шипучим
губам.
– Обещаю выйти замуж за Джона, –
хихикает Типпи
и щекочет мой бок.
– Да я же серьезно…
Типпи поднимает меня обратно и делает еще
глоток джина.
– Обещаю – если ты тоже пообещаешь мне
жить.
– Обещаю, – киваю я
и целую сестру.
Прошлой ночью
– Я должен кое в чем сознаться, – говорит
Джон
в темноте.
Я стискиваю руки в кулаки
и готовлюсь к худшему.
– Я вообще без понятия, о чем этот бред
Джеймса Джойса, – признается Джон.
Я обмякаю.
– Ага, – говорю. –
Но мне все равно нравится.
– И мне, – кивает Джон. –
Разве не странно, что
настолько абстрактный и мудреный текст
все равно трогает нас за живое?
Он берет меня за руку
и не отпускает до самого утра.
Возвращение
На вешалке у входа
на лентах
висят пуанты.
Под радиатором валяются
толстые теплые гетры.
– Есть кто дома? – кричим мы. –
Дракон?!
Она вылетает из ванны и
обвивает нас тонкими ручками.
– Как я соскучилась! – восклицает она. –
Я вам купила русских матрешек. Дешевых.
И у меня новый парень. Петр.
Он – москвич.
– Ну вот, ты из-за нас вернулась…
Дракон мотает головой.
– Я уже задубела в этой России,
да и Петр думает только об одном –
как затащить меня в койку.
Я захотела домой.
К тому же не каждый день
разделяют твоих сиамских сестер.
Я хотела быть рядом, когда…
Она убегает и возвращается с матрешками.
Я открываю первую, затем вторую.
Каждый слой одинаков:
идеальные круглые щечки, угольно-черные
глазки,
и меньшие куклы как две капли воды похожи
на больших.
– Ищешь тут символизм? –
спрашивает Дракон,
хватая матрешек и вставляя их друг в друга.
– Эти куклы – про материнство, а не про вас.
Типпи хихикает.
– Ну-ну. А то Грейс думала, что все вокруг
должно быть про нас.
Рождество
Мы украшаем гирляндой яблоню во дворе.
Объедаемся фаршированной индейкой.
Покупаем подарки.
В конце концов,
Рождество же,
и если уж так посмотреть,
мы ничем не отличаемся
от любой нормальной семьи.
Новая кожа
Доктор Деррик знакомит нас с новым врачом:
доктором Форрестером, признанным
специалистом в своей области.
Именно он вставит нам под кожу
расширители –
маленькие шарики с физраствором.
Растянутой кожи должно хватить,
чтобы закрыть раны
после операции по разделению.
Во время процедуры нам делают местный
анестетик,
мы не спим,
а моргаем от яркого света и
наблюдаем за врачами и сестрами,
что парят над нами
в белых масках.
Несколько часов спустя
Типпи издает громкий стон,
а я хватаюсь за простыни,
чтобы не закричать.
– Срочно викодин! – бормочет Типпи
и жмет кнопку вызова медсестры.
Все тело пульсирует и горит огнем.
А ведь эти расширители – только начало.
– Скоро вы будете выглядеть так, словно
ваши тела покрыты
огромными опухолями, –
рассказывает доктор Форрестер утром.
В уголках его рта запеклась белая пена.
– Но это ненадолго. Пока волшебные
шарики делают свое дело,
мы отпустим вас домой.
Не спрашивая разрешения, он щупает
пальцами
надрезы –
на наших животах, спинах, боках, –
и мне становится совершенно ясно,
что отныне
наши тела
нам больше не принадлежат.
Мы отдали их на растерзание
этим людям,
которые будут раздувать их,
формовать
и резать,
даже не соизволив спросить:
можно? вы уверены?
Джон
Я знаю,
он не хотел вздрагивать, когда
он дотронулся до шишки на
моем боку, где растут расширители тканей.
Но
он вздрагивает,
он ничего не может с собой поделать,
и впервые в жизни я понимаю, что
он не идеален.
И
я ненавижу его за это.
Январь
Напрасная трата времени
Мы ждем, пока нарастет кожа
