фонтанами
и колоннами,
но он полностью в нашем распоряжении
на целых три дня,
поэтому дохлые жуки, облупившаяся краска
и ржавые трубы
меня совсем не волнуют.
В кровати
Типпи укладывается к Ясмин, а я
лежу рядом с Джоном.
При свете свечей он читает вслух «Улисса»,
мелодичные строки,
и в них, среди мрака, мерцают неведомые
драгоценные камни.
«Боль, что не была еще болью любви,
саднила сердце его», – читает Джон,
но тут видит, что Типпи и Ясмин закрыли
глаза,
умолкает
и закрывает книгу.
Я кладу ладонь на его руку,
ловлю взгляд.
– Пожалуйста, читай дальше, – молю,
и он соглашается.
Уже разгар ночи,
а мы с Джоном вдвоем,
читаем «Улисса».
– Ты прекрасно читаешь, – говорю я.
– Завтра твоя очередь, – говорит он.
Книга с тихим шелестом закрывается.
Мы гасим свечи.
Джон обнимает меня всем телом
и дышит мне в щеку.
– Спокойной ночи, – шепчет он
и в считаные секунды засыпает
рядом со мной.
На маяк
Задубевшие, с опухшими глазами,
мы просыпаемся в темноте
и на цыпочках идем на кухню,
где жарим огромную стопку
оладушек
и поедаем их все вместе
с таким количеством сиропа,
что зубы ноют от сладкого.
Рыбаки в высоченных сапогах стоят на скалах,
которые то и дело обволакивает
Атлантический океан –
волны плещут на них,
словно взболтанная шипучка.
Когда рыбаки уходят
с ведрами, полными съедобных морских гадов,
утро пронзает первый солнечный луч.
Небо подергивается румянцем, отпуская тьму.
Краешек горизонта уже ярко-розовый.
– Восход, – говорит Типпи. –
От такой красоты хочется верить в Бога.
– Мне тоже, – кивает Ясмин.
И больше никто
ничего
не говорит,
пока оранжевый шар солнца не встает над
горизонтом.
У всех нас давно онемели
пятые точки.
Купание голышом
Это не входило в наши с Типпи списки,
но зато входит
в список Ясмин.
Так что нам есть чем заняться.
Конечно, купаться мы будем
не в яростном море,
где ходят высоченные волны,
готовые проглотить целиком любого безумца,
который осмелится в них войти.
Нет, с нас хватит и
соседского бассейна.
– Он с подогревом,
поэтому хозяйка не сливает воду даже
на зиму, –
поясняет Ясмин. –
Но сама приезжает только по выходным.
У нас целый день!
Мы крадемся вдоль стены, обшитой
кедровыми панелями,
и снимаем с бассейна брезентовую крышку.
Листья плавают в воде,
словно пряные травы в прозрачном бульоне.
Джон еще не успел собрать их сачком,
а Ясмин в фиолетовом лифчике
и розовых трусиках
уже пробует ногой воду.
А потом скидывает белье
и пикирует, словно орел,
в глубокую часть
и вырывается на поверхность
визжащая, голубая.
Джон сдирает футболку и штаны.
Я отворачиваюсь
и смотрю, только когда слышу громкий плеск
его тела о воду.
Ругательства сыплют из него,
словно взволнованные молитвы.
– Что думаешь? – спрашиваю я Типпи.
Кроме родителей и врачей
никто не видел нас голыми,
и я прихожу в ужас при мысли,
какими мы предстанем перед друзьями,
как мерзко
будет человеку,
увидевшему нас
нагишом.
– Да что с нами может случиться? –
спрашиваю я
и вдруг вспоминаю про наше здоровье,
про наши сердца.
Скидываю пальто.
Голые,
мы прыгаем в воду
и молотим руками,
когда ледяные иголки
впиваются в кожу.
Джон одобрительно гикает и подплывает
ближе.
– Бодрит, правда?
Когда мы уже хотим выбираться,
Ясмин с криком показывает пальцем
на виллу,
к окну которой прилипло лицо
с разинутым ртом.
– Бежим! – вопит Ясмин.
Мы неуклюже вылезаем из бассейна,
хватая одежду и наспех прикрываясь куртками,
а потом летим по газону
и по улице
к дому.
– Ее лицо! Да ради такого зрелища я на что
угодно готова! – визжит Ясмин,
распахивая дверь в дом.
Под плиту
убегает мышь,
но никто не предлагает ставить ловушки.
Мы просто открываем холодильник
и достаем четыре бутылки пива.
Хватит
Мама присылает СМС:
Веселитесь?
Потом еще одну:
Живы хоть?
И еще:
Я волнуюсь.
