Мама всхлипывает,
а за ней и папа.
– Я знаю, что новости скверные.
Поезжайте домой.
Обдумайте все хорошенько.
До тех пор – никакой школы, никаких
нагрузок.
Пусть много спят и хорошо едят.
Разумеется, никаких сигарет и алкоголя.
Он вдруг улыбается, словно
у нас есть выбор
и долгие годы на то, чтобы его сделать,
хотя я прекрасно знаю,
что никакого
выбора
нет.
Время уже на исходе.
Бесплатно
Мы сложили всю грязную одежду
в полиэтиленовые мешки
и собрались уезжать.
Перед этим доктор Деррик заглянул в палату
и позвал маму с папой на разговор.
Они уходят с мертвенно-бледными лицами,
а возвращаются немного
повеселевшими.
– Врачи решили провести операцию
бесплатно, –
сообщает нам мама, –
если вы на нее согласитесь.
Мы с Типпи стоили родителям
целое состояние,
но самую дорогую процедуру
врачи готовы провести бесплатно.
Ха-ха, уж мы-то знаем, что доброта
здесь ни при чем.
Независимо от исхода
подобная операция прославит хирургов
на весь мир,
а слава стоит
гораздо дороже денег.
Слон в комнате
По дороге домой папа рассказывает ужасные
анекдоты,
которые мы уже слышали,
но все равно мы смеемся,
громко,
боясь обсуждать насущное.
Мы похожи на беззаботную счастливую семью
из рекламы стирального порошка.
Мы словно бы возвращаемся не из больницы,
а из отпуска, который провели на море,
и с ног до головы покрыты
хорошим настроением,
как загаром.
Мы словно не понимаем, что даже
при самом благоприятном исходе
нам с Типпи достанется по одной ноге,
и мы будем прикованы
к инвалидному креслу
до конца жизни.
Мы словно не отдаем себе отчета,
что я медленно убиваю Типпи.
Мама показывает на «Макдоналдс»:
– Пообедаем?
Обычно в таких случаях
я начинаю ныть о страшных условиях,
в которых содержат животных,
и загонах для коров, полных навоза,
но сегодня мне стыдно, я молчу,
а Типпи облизывается
и перечисляет все вкусы «макфлурри».
Мы подъезжаем к окошку
и едим пахучие бургеры,
пьем густые молочные коктейли,
а за окном ревут машины,
и мы не слышим,
как жуем,
как глотаем
и как дышим.
Даже дома, когда папа варит кофе
(будто он тут живет),
мы делаем вид, что все отлично,
а слон в комнате,
что тяжело хрипит нам в затылки, – всего
лишь мышка, которая боится нас
куда сильнее, чем мы ее.
Ее сердце бьется за двоих
Живи я сама по себе,
сразу после гриппа
я могла отбросить концы.
Но нас двое, и сестра приняла на себя весь
удар,
она поддерживает во мне жизнь,
качая кровь за двоих.
Я – дармоедка.
Но она не жалуется.
Паразит
Схватив мой подбородок холодными
пальцами,
она заставляет меня посмотреть ей в глаза.
– У нас все отлично, – говорит. –
Мы рождены жить вместе.
По отдельности мы умрем.
Губы у Типпи сухие.
Лицо серое.
Она выглядит
старее,
чем все, кого я знаю.
– По-твоему, мы партнеры, – говорю я. –
Но на самом деле я – паразит.
Я не хочу высасывать из тебя
все соки.
– Да брось, Грейс! – говорит она. –
Эта болтовня про тебя и меня –
чушь собачья.
Есть только мы,
и на операцию я не согласна.
Ты меня не заставишь.
– Но я же паразит! – повторяю
и твержу это мысленно
снова и снова.
Паразит. Паразит. Паразит.
Я хочу одного:
спасти Типпи.
Если смогу.
Декабрь
Добро пожаловать
Каролина Хенли вернулась.
– Вы не против? – спрашивает. –
Я знаю, вашей семье сейчас
нелегко.
Несмотря на контракт,
она ничего не снимала
и не брала интервью
уже больше двух недель.
Она доказала, что она –
не папарацци
и не станет раздувать из нашей жизни
сенсацию,
а будет обращаться с ней бережно,
снимая кино
о правде.
Поэтому мы рады Каролине.
Пусть снимет,
как наша семья принимает решение.
Пусть снимет
последние, вероятно, месяцы
нашей жизни.
О чем я рассказываю доктору Мерфи
– Знаете, я так долго
пыталась всех убедить,
