Верно, – написала Нина. – И об отпускных тоже. Или об оплате больничного. Или о выходных.
Бугага, Джеймс Хэрриот! Я должен написать десять страниц отчета о графике движения посетителей! А я даже не знаю, что это значит!
Они закончили переписку, Нина вздохнула и попыталась вернуться к чтению, чтобы улучшить настроение, но, за что ни бралась, романтические герои тут же напоминали ей Леннокса, если были резкими и необщительными, или Марека, если были нежными и обаятельными, – и в итоге Нина решила, что просто сходит с ума. Она тревожилась, не могла заснуть и наконец решила, что вполне может – даже должна – прогуляться по прежней дороге, не впадая в сентиментальность. Его ведь там не может оказаться, он не остановится, а даже если и так, им больше нечего сказать друг другу. Но прогулка должна помочь ей заснуть, даже вселить надежду, что однажды появится кто-то еще, что еще не вся романтика умерла, просто время иногда выпадает неудачное.
Парсли с надеждой тявкнул, когда она уходила, но Нина прошла мимо него, попутно распугав дремлющих кур. Вовсю цвел боярышник, его густой аромат висел в ночном воздухе. Нина поплотнее закуталась в куртку и пошла дальше. Она чувствовала, что куда лучше будет побродить вокруг, чем сидеть в прекрасном доме, размышляя о будущем, – в доме, ей не принадлежавшем, а вскоре он не будет принадлежать и Ленноксу, его отберет женщина, которой он совершенно не нужен. Этой женщине не нужен чудесный Кирринфиф, и ферма, и овсянки, порхающие вокруг городка в середине лета, ей вообще ничего здесь не нужно, она превратит все это в деньги и пустит их на ветер.
Нина сердито засунула руки в карманы. Конечно, она могла поискать для себя что-то тут же, предположила она. Вот только ни у кого ничего не было, если не считать одной комнаты над пабом, – но Нине это совсем не нравилось, а чего-то получше не найти. Зато Оркни сообщал, что у них имеется милый свободный фермерский домик, который она могла бы арендовать, вполне благоустроенный, чрезвычайно дешевый, и, кстати, если бы она сумела привлечь двадцать-тридцать тысяч молодых людей, чтобы снова заселить остров, это было бы просто грандиозно, спасибо.
Шагая дальше, Нина вздохнула над этой дилеммой. И прежде чем сама успела заметить, уже подошла к железнодорожному переезду, мучаясь сожалениями.
Увидев дерево, Нина остановилась и задохнулась.
Оно было сплошь увешано книгами, привязанными к веткам обувными шнурками, – книги свисали вниз, как некие экзотические фрукты. Выглядело это странно и на удивление прекрасно – книжное дерево в темно-синей летней ночи, в самом дальнем конце абсолютного нигде.
Нина уставилась на дерево. Ох, Марек, какого черта ты это сделал, подумала она. Здесь были книги по истории, романы, сборники стихов, много книг на русском или латышском, но часть – на английском, некоторые книги уже пострадали от воды, а значит, висели здесь уже давно, и часть страниц вывалилась и прилипла к стволу дерева, усиливая впечатление: дерево словно само превратилось в подобие огромной книги, изготовленной из папье-маше.
Пока Нина стояла и зачарованно смотрела, налетел ветерок, книги стали вращаться и танцевать под его порывами, постепенно превращаясь в некую бумажную массу, возвращаясь к древесине, из которой некогда была сделана бумага.
– О боже… – выдохнула Нина и достала телефон.
Но тут же снова убрала его в карман. Нет. Она не должна. Она не может.
Нина посмотрела на часы. Скоро. Скоро должен был пройти поезд. Может, и не будет особого вреда в том, чтобы еще раз увидеть Марека перед тем, как она уедет отсюда. Может быть, просто поблагодарить? Его чувства, как теперь видела Нина, оказались куда глубже, чем ей казалось.
Но было ли это просто желание встретить некое одинокое романтическое сердце? И не должны ли такие сердца быть вместе?
Нет, тут и думать нечего. Речь ведь шла о маленьком мальчике. О семье. Нина никогда бы не поступила так по отношению к чьей-то семье, она просто не могла.
Нина тяжело сглотнула. Именно так. Она должна повернуться и уйти.
Вдали послышался тихий звук низкого гудка, рельсы слабо завибрировали – Нине это было так знакомо! – и ее сердце забилось в таком же ритме.
Глава 29
Она словно примерзла к земле. Локомотив медленно приближался, таща за собой драгоценные вагоны, подавая предупреждающий сигнал, и Нина, наплевав на все, нырнула под шлагбаум и замахала руками, захлопала, сама плохо понимая, что делает, – а поезд все замедлял и замедлял ход.
Нина, с бешено колотившимся сердцем, пыталась сообразить, что она должна сказать: просто «нет», или «такое невозможно», или как следует попрощаться, сожалея об упущенной возможности и неудачном времени…
Она замерла. Миллион самых разных мыслей крутился в ее голове. В кабине сидел Джим, она окликнула его по имени. Но он даже не посмотрел на нее. Он вроде и не хотел останавливать поезд. Но наконец все же остановил, намного дальше, так что Нина очутилась прямо перед самым последним вагоном – тем, у которого сзади имелась маленькая площадка.
И там, свесив ноги, сидел Марек. Не в форме, в простой гражданской одежде.
Нина посмотрела на него снизу вверх.
– Привет, – сказала она, не зная, что делать. – Привет, – повторила она еще раз, делая шаг вперед.
Марек все еще не смотрел ей в глаза.
– Дерево… – заговорила Нина. – Дерево – оно такое прекрасное… Но… я хочу сказать, ведь…
Марек встал.
– Нина, – грустно, негромко произнес он. – Я приехал… Я приехал попрощаться.
– Почему? – спросила Нина. – Куда ты собрался?
– У меня неприятности. Слишком много раз задерживал ночной пассажирский.
– Нет! – воскликнула Нина. – Они же не… ты же не потерял работу?
Марек пожал плечами:
– Никаких пикников у железной дороги. – Он улыбнулся. – Я сам во всем виноват.
– Нет! – повторила Нина. – Не может быть… Тебя не могут уволить! Неужели?..
Она пришла в ужас от этой мысли.
– Джим поэтому даже не поздоровался со мной?
– Он очень сердится на тебя, – кивнул Марек. – Винит тебя во всем этом.
– О господи! – с болью произнесла Нина. – Мне так жаль… Мне действительно очень, очень жаль…
– Ты не виновата, – качнул головой Марек. – Не ты, Нина.
– И я не могу помочь…
Нина с отчаянием подумала о тех огромных услугах, которые она позволила ему совершать для нее, о том, как сама способствовала тому, чтобы он потерял работу.
– Неужели за тебя никто не заступится?
– Да, конечно. Я хороший машинист. Который иногда совершает плохие поступки. Но…
Последовала пауза.
– Ты найдешь другую работу?
