Кэнди кивает в сторону удаляющейся фигуры:
— Ну и дерьмо иной раз бродит по «ЭМФ». Не парадным входом пролезет, так задним. Ты, часом, в кабинетах у них не предложила убираться?
— За кого ты меня принимаешь? Род сказал, что премию в этом году никому ни дали.
— И ты поверила? — Кэнди со вздохом закрывает глаза и улыбается. — Вот чем ты мне дорога, Кейт. Умнейший ведь экономист среди женщин со времен Мейнарда Кейнса — и верит на слово жуликам. Они тебя грабят, а ты думаешь, что услугу оказывают.
— Мейнард Кейнс был мужчиной, Кэнди. Она мотает головой; «дождик» рассылает золотые блики.
— А вот и нет. Он был душка. По моему глубокому убеждению, женщинам следует доказать, что у всех знаменитых мужиков имелась ярко выраженная женская струнка.
18.09
На подготовку к путешествию в Йоркшир к родителям Ричарда ушло больше двух часов. В течение первого Ричард набивает багажник самым необходимым для малыша. (Луи XIV в сравнении с Беном путешествовал налегке.) Затем наступает момент поиска ключей от короба для вещей, водруженного на крышу машины.
— Где они могут быть, Кейт?
Через десять минут все выдвижные ящики в доме разорены, проклятия исчерпаны, и ключи находятся в кармане пиджака Ричарда.
Ричард отдает приказ «сию же секунду» устраивать детей в машине, после чего двадцать минут лихорадочно опустошает багажник: он «просто должен убедиться», что уложил стерилизатор, который «наверняка собственными руками засунул в угол рядом с запаской». Снова нецензурщина, яростное перекладывание сумок и коробок, нагромождение добра теперь уже без разбору, лишь бы все влезло в багажник: легкомоющийся пеленальный коврик, легкоскладывающийся переносной стульчик, легкораскладывающаяся кроватка алого цвета; слюнявчики и пластиковые мисочки; пижамки; одеяльце Эмили — грязно-желтая свалявшаяся шерстяная тряпица, до того жалкая, будто ее катком переехали. К тому же мы всегда путешествуем с домашним зверинцем для усыпления детей: драгоценным Ру, овечкой, бегемотом в балетной пачке и крокодилом с оскалом серийного убийцы. Пустышки Бена упакованы отдельно (не дай бог дед с бабкой увидят!). Хомячиха, живой сюрприз для Эмили, пристроена в углу багажника.
Бен и Эмили, накрепко пристегнутые в своих детских сиденьях, похожи на космонавтов; их мирно-родственные стычки очень скоро перерастают в натуральную баталию. В минуту слабости (а когда это у меня случалась минута крепости?) я открыла припасенного на рождественское утро пластмассового Санту, набитого шоколадками в блестящих фантиках, и вручила детям по парочке, лишь бы замолкли. В результате Эмили, еще четверть часа назад в белоснежной пижамке, сейчас похожа на далматинца с бурым пятном вокруг рта и таких же отметинах во всех прочих местах.
Ричард, одиннадцать с половиной месяцев в году героически безразличный к чистоте и внешнему виду своих отпрысков, вдруг интересуется, почему это дети в таком безобразном состоянии. Что подумает его мама?!
По возможности оттираю Бена и Эмили влажными салфетками. Впереди три часа езды. Машина так перегружена, что вихляет из стороны в сторону.
— Мы еще в Англии?! — возмущенно раздается с заднего сиденья.
— Да.
— Еще не доехали до бабушки?!
— Нет.
— А я хочу к бабушке! Хочу, хочу, хочу!
На подступах к Хэтфилду оба наши чада заходятся в фуге воплей и визгов. Я включаю кассету с рождественскими гимнами в исполнении хора Королевского колледжа, и мы с Ричардом по очереди подпеваем. (Рич тянет дискантом, я же беру на себя партию Джесси Норман.) Вблизи Питербо-ро, в восьмидесяти милях от Лондона, беспокойная мыслишка продирается сквозь компостную кучу, в данный момент заменяющую мне мозги.
— Рич, а ты Ру не забыл?!
— Разве Ру — моя забота? Я думал, ты возьмешь Ру.
У семейства Шетток, как и любого другого, свои рождественские традиции. Одна из них заключается в том, что я покупаю подарки для наших детей, наших двух крестников, я же покупаю подарки для Ричарда, его родителей, его брата Питера, жены Питера Шерил, их троих ребят, а также для дяди Альфа, который неизменно прибывает из своего Мэтлока на раздачу подарков, не пропускает ни одного матча по регби и обожает конфеты с мягкой начинкой, поскольку другие зубы не берут. За Ричардом подарок для меня — если он не забудет и если наткнется после работы на ночной магазин.
— Ну, и что мы подарим папе? — обычно интересуется Рич на полпути в Йоркшир. Супружеское «мы» означает «ты», что в свою очередь означает — я.
Я покупаю оберточную бумагу и ленту, я заворачиваю подарки. Я покупаю открытки и целый лист марок второго класса. К тому времени, когда я напишу поздравления, подделав подпись Ричарда и сочинив что-нибудь теплое и жизнерадостное насчет быстро летящего времени и непременной встречи в будущем году (ложь!), вторым классом почту отправлять уже поздно, и я вновь выстаиваю очередь за марками первого класса. После чего перемещаюсь в хвост очереди в «Селфриджз», чтобы взять сыр и кексики-«флорентийки», которые обожает Барбара.
А когда мы добираемся до родительского дома, распаковываемся и как положено пристраиваем подарки под елкой, а продукты и напитки — на кухонном столе, Барбара с Доналдом хором причитают:
— Ах, Ричард, ты купил вино! Спасибо! Не стоило беспокоиться!
Интересно, возможна ли смерть от неблагодарности?
Всенощная в церкви Св. Мэри, Ротли
Иней так густо прихватил деревенский луг, что трава стала мелодичной: мы прозвякиваем, протренькиваем весь путь от старой мельницы Шеттоков до норманнской церквушки. Внутри тесно, скамейки заняты, воздух спертый, влажный, винный. Пьяницы, появляющиеся в церкви раз в году, должны бы вызывать праведное возмущение у добродетельных прихожан, но я сейчас всех их люблю. Даже завидую неуклюжим стараниям алкашей вести себя смирно, их хмельной радости от того, что дошли сюда, в поисках тепла, света, капельки доброты.
Я держусь. Честное слово, держусь — до тех самых слов из «О, Вифлеем!», на которых мои руки сами тянутся к глазам: «Молчаливые звезды охраняют Твой сон».
4
Рождество
Деревня Ротли, Йоркшир. 05.37
За окнами еще темно. Дети, Ричард и я сплелись на кровати четырехголовым осьминогом. Эмили, вне себя от рождественской горячки, рьяно сдирает обертки с подарков, Бен развлекается шуршащими обрывками. Я дарю Ричарду пакет сушеной оленины, две пары шведских нос ков (цвета овсянки), пятидневный абонемент на дегустацию бургундского и «Как стать идеальной домохозяйкой» (шутка). Чуть позже Барбара с Доналдом подарят мне цветастый клеенчатый фартук и «Как стать идеальной домохозяйкой» (не-шутка!).
Ричард вручает мне:
1. Французское нижнее белье «Провокатор»: красный лифчик с выпуклыми черными шелковыми горошинами и до середины обрезанными чашечками, поверх краев которых соски будут торчать, как головы средневековых воинов над крепостной стеной. В комплект входит также намек на трусики с резинками для чулок и отделкой из рыболовной сетки.
