Силы наши сократились едва ли не вдвое по сравнению с тем, что было до битвы с Бергарским, зато возросло качество уже побывавших в драке бойцов. Благодаря захваченным трофеям я сумел довести численность стрельцов до полной тысячи, разжился артиллерией, а прошедших схватку с фряжскими пикинерами копьеносцев смешал, заново сформировав семь баталий по пятьсот воинов в каждой. С учетом тысячи семисот гвардейцев-кирасир сила выходит немалая – например, горный проход перекрыть сможем надежно.
Только вся проблема заключалась в том, что мне было нужно не просто перекрыть горный проход – мне было нужно деблокировать Волчьи Врата, осажденные королевской армией.
Связавшись с Ларгом посредством голубиной почты (мое нововведение, освоенное всего год назад – хотя на самом деле эта технология скорее воскрешена из славной истории древнего княжества), я приказал ему объявить новый набор в пехоту и формировать из местных призывников пикинерские и стрелецкие части, щедро разбавив их бойцами, отступившими от Волчьих Врат. И все бы хорошо, вот только уже под конец второго перехода практически одновременно прибыли гонцы от Аджея и из «Медвежьего угла»: торхи крупным войском проломили границу и, разбив бригаду Владуша, хлынули в Рогору.
Жуткая новость выбила меня из колеи – я знал, на что способны торхи, дорвавшись до незащищенных земель. Примеры их жестокости и нечеловеческих зверств все еще стоят перед глазами с прошлого вторжения в Республику. А сведения об их количестве и вооружении многочисленными огнестрелами меня просто ошеломили… И все же утром войско продолжило движение к Каменному пределу. Одни только гонцы наперегонки поскакали к высланной вперед легкой коннице с целью развернуть ее и бросить на помощь Аджею. Но пока они настигли их, пока наши кавалеристы развернулись, пока преодолели разделяющее нас расстояние… Одним словом, подкрепление проделало разве что половину пути до Лецека, как Аджей огорошил нас теперь уже счастливой вестью – орда торхов наголову разбита у Лецека, спаслась едва ли четвертая часть степняков.
Что же, прочитав сообщение зятя, я осознал, насколько верным было решение отдать дочь за этого человека, насколько верным был порыв спасти его, рискуя жизнью в битве у Каменного предела. В эти мгновения я безмерно гордился им, и к этому примешивалось какое-то новое, согревающее сердце чувство.
Моя легкая конница получила очередной приказ: вновь разворачиваться и следовать к первоначальной цели – крепости Львиные Врата. А на следующий же день мы получили черное известие – Бергарский объединился с освобожденными фрязями и взял «Медвежий угол».
Впрочем, поразмыслив и списавшись с Аджеем, я не стал уже в третий раз разворачивать легкую конницу, не особо эффективную в схватках с фряжской пехотой. Зять расписал, какую бурную деятельность организовал по формированию нового соединения, и я дал добро – в конце концов, мальчишка зарекомендовал себя и как полководец, и как редкий счастливчик с бесконечным запасом удачи, столь щедро подаренным ему судьбой. Дробить же свою и так малочисленную пехоту я не счел возможным.
Воссоединение с Ларгом было теплым – за прошлые годы я крепко привык к его постоянному присутствию, и вынужденное расставание стало соизмеримо с потерей близкого друга. Впрочем, Ларг им и является. Мое указание о срочном наборе новобранцев запоздало – верный советник приступил к формированию новых частей, как только получил известие о ночном штурме Львиных Врат. Так что к моменту прибытия моего войска нас ждала уже не толпа вчерашних крестьян, а вполне боеспособное пополнение из двух тысяч пикинеров, причем на четверть состоящее из бывалых ветеранов, надежно сплачивающих новичков, да к тому же пять сотен стрельцов, выделенных Лагром из гарнизона крепости. Практически одновременно с пехотой прибыли и двигающиеся по параллельной дороге кавалеристы, а следом голуби принесли очередные черные вести: Бергарский переиграл Аджея и чуть ли не наголову разбил. Но зять все же сохранил наиболее боеспособную часть своего отряда и готов защищать Лецек. Да вот только Бергарский выдвинулся не к Лецеку, а вслед за нами!
Прикинув оставшиеся силы герцога и приняв во внимание план Аджея – без конца клевать фрязей наскоками легкой конницы и перехватывать их фуражиров, – я решил выдвигаться к Волчьим Вратам всеми силами, сохранив Ларгу оставшуюся часть гарнизона в тысячу бойцов. Учитывая также, что на вооружении замка осталось три десятка крепостных орудий, я решил, что этих сил Ларгу будет достаточно, чтобы защититься от возможного штурма.
С пополнением, на треть усилившим мое войско, рискнуть сражаться с армией Республики было бы всего лишь глупостью, но никак не безумием – в конечном счете под мое знамя встало пять с половиной тысяч пикинеров, полторы тысячи стрельцов, более полутора тысяч тяжелой конницы и две легкой. Но также я понимал, что врагу достаточно блокировать горный проход или устроить засаду в горах, чтобы или тормознуть мое войско, или вовсе его уничтожить. Поэтому впереди основных сил пошли лучшие разведчики.
До Сердца гор мы добрались сравнительно легко – помимо беспокоящих налетов горцев, которые практически все были успешно отражены боевым охранением, серьезные препятствия нам не встречались. Несмотря на опасения, удобная для сражения долина оказалась также не занята врагом. Но, разбив в ней лагерь, дальнейшее продвижение войска я остановил: в узкой части выхода из Сердца гор разведчики обнаружили признаки засады. Пришлось ломать голову, как подняться в скалы и сорвать засаду, а ночью к лагерю вышло чуть менее трех десятков горцев – если быть точным, двадцать шесть человек. Всего двадцать шесть сохранивших верность бывшему вождю, Вагадару. Точнее, его сыну Валдару – единственному уцелевшему наследнику.
Молодой воин, успевший, однако, принять участие в боях прошлой кампании и многое переживший, когда на родственников бывшего вождя началась настоящая охота, сумел произвести на меня впечатление. Спокойный, рассудительный, серьезный – без всяких следов юношеской бесшабашности, свойственной молодым бойцам, – и в то же время способный грамотно рисковать, когда этого требует ситуация. Даже если бы я не знал, что он сын Вагадара, я невольно подумал бы про их родственную связь – Валдара с отцом объединяет фанатичное стремление к достижению поставленной цели. Но если Вагадар мечтал создать в Каменном пределе единое государство из разрозненных племен, то его сын мечтает лишь рассчитаться со всеми предателями и убийцами отца. Достойно – и столь же недостижимо.
Стоит отметить, что новоиспеченный союзник не страдает каким-то особенным благородством по отношению к «друзьям» погибшего вождя, и, сложись все иначе, он просто проигнорировал бы наличие засады на нашем пути. Война Рогоры за независимость – не война горцев. Но лехи привлекли к засаде многочисленных сторонников из их числа, не менее трех сотен воинов. А бойцов им дали те самые кланы, что участвовали и в нападении на цитадель Вагадара, и в преследовании его сторонников и родных. Поэтому Валдар и обратился к нам, имея собственную цель – отомстить предателям и убийцам отца, убрать с дороги многочисленных конкурентов.
Горец предложил вполне грамотный план. Как оказалось, в паре верст от горла долины он сумел спустить со скал веревку и замаскировать ее – в непригодном для подъема месте. Но с канатом-то оно стало вполне проходимо! И Валдар предложил использовать его для подъема трех-четырех десятков опытных рубак и стрелков из лука. С их помощью он рассчитывал уничтожить вражеские посты на удобном подъеме и с рассветом поднять в горы крупный отряд, а после ударить в тыл ожидающего в засаде противника. Для успешного воплощения плана мы с рассветом должно были изобразить энергичные приготовления к походу, а по условному сигналу выступить из лагеря к засаде, отвлекая лехов и горцев-врагов.
