Отец был тысячу раз прав…
В загоревшихся глазах воинов, окруживших меня и молча выслушавших, я прочитал: они последуют за мной сегодня, последуют – пусть и на смерть.
Но не всегда нашим планам суждено воплотиться в жизнь: в те минуты, когда основная масса бойцов стала покидать катакомбы, выходя из них через полуразрушенные южные казармы и проломы в донжоне, от северной стены послышались отчаянные крики дозорных и редкая пальба. До того на цитадель обрушилась очередная бомбардировка, мы даже не обратили на нее внимания. Но именно после нее лехи пошли на штурм – не ложный, а настоящий.
В последний свой бой я решил взять не легкую саблю, а родовой меч-полутар с фамильной гравировкой Коргов у рукояти – скрещенное с секирой копье. И теперь, медленно потянув его из ножен, я воздел клинок над головой, прежде чем направить его на противника, спешно спускающегося с завала. Меч указал направление – и сотни моих воинов, ожидавшие приказа, бросились на врага.
Сшиблись яростно. Впереди лехов шли уцелевшие доппельсолднеры фрязей – противник что надо! Ближайший ко мне ландскнехт надвое развалил атаковавшего его бойца могучим ударом двуручника. Без страха прыгнув навстречу, ныряю под очередной размашистый удар фрязя, острием меча полосуя незащищенное бедро. Противник припадает на раненую ногу, потеряв равновесие, – развернувшись, «ударом сокола» перерубаю ему шею.
Следующий фрязь вооружен шпагой и облачен в добротную кирасу. Его стремительный выпад чуть не достал мой корпус – но подшагом влево уклонившись от колющего острия, рублю по шпаге сверху вниз и тут же обратным движением сам колю навстречу. Тяжелый полутар проламывает кирасу, и фрязь оседает на колени. Из его горла ударяет фонтан крови.
Яростно взревев, бросаюсь к леху, воздевшему саблю над поверженным воином. Рубящий удар более легкого клинка играючи сбиваю мечом, атаковав на обратном замахе, отрубаю врагу правую руку, сжимающую клинок. Противник с диким криком падает на землю, разбрызгивая кровь из культи. Не отвлекаясь на ставшего беззащитным калеку, прыгаю навстречу очередному врагу:
– Гойда!!!
Бой длится с вечера до ночи, пару-тройку часов, не меньше. За это время удача в схватке несколько раз переходит из рук в руки: первым, самым страшным и яростным ударом мы опрокинули штурмующих и рубили их до самого завала. Но его вовремя заняли фряжские аркебузуры, и у подножия нагромождения камней на месте бывших ворот нас встретил залп в упор и десятки гранат, отлитых из чугуна. Не менее сотни моих бойцов погибло в этот миг.
Впрочем, врагу ответили из имеющихся под рукой самопалов, а из задних рядов ударил залп стрельцов. И все же нам пришлось откатиться. Тут же с завала хлынул свежий поток врагов, получивших передышку и подкрепление.
Закипела очередная схватка, но я более не стремился в самую гущу – пелена ярости отступила. Вспомнив, что я не только рубака, но и командир, приказал стрельцам вновь занять развалины западной и восточной казарм. В пылу схватки это удалось проделать незаметно.
Под напором противника мои мечники стали медленно пятиться к донжону. Я же внимательно следил за отметкой, указанной стрельцам: как только противник преодолел половину внутренней площади, я подал сигнал в боевой рог, и тут же с обеих сторон в лехов ударило два мощных залпа. Противник смешался, и в этот миг я вновь бросился вперед, увлекая за собой лучших мечников Рогоры.
Это была уже даже не рубка, это была резня: отрубленные тяжелыми клинками конечности противника разлетались во все стороны. Над площадью повис многоголосый вой искалеченных, сливающийся с диким ревом озверевших рогорцев, забрызганных вражеской и своей кровью. Пощады не ждали и не просили – раненых, кто не догадался упасть под ноги, безжалостно добивали, но и те, кто упал, редко избегали смерти. Воины словно не знали усталости, орудуя тяжелыми клинками, за мной же и моими телохранителями в массе врага словно прорубили просеку.
В какой-то момент враг не просто попятился, а побежал – и мы побежали следом, разя лехов в спину и взобравшись-таки на их плечах на завал у ворот! Но не успели еще наши стрельцы расположиться на его кромке, как снизу нам навстречу ударили пикинеры.
Длинные копья с трех– и четырехгранными наконечниками, тяжелые алебарды и некое подобие строя дали противнику солидное преимущество над мечом даже на завалах. В итоге мои мечники вновь откатились к южным казармам, предоставляя врагу возможность втянуться на площадь под встречный огнестрельный залп, но тот учел последние ошибки. Выстроив у северной стенки «ежа», пикинеры принялись спокойно ждать – ждать, когда на завале покажутся многочисленные аркебузуры. И когда из казарм ударил залп, противник тут же на него ответил.
Дважды мы разрядили огнестрелы друг в друга – и все же благодаря лучшим укрытиям мои стрельцы несли гораздо меньшие потери. Но враг изменил баланс сил, втащил на гребень завала шесть легких орудий.
Лехи начали с казарм, и в этот раз их развалины перестали быть надежным укрытием. Стрельцы спешно отступили, отступили и мечники – но лишь для того, чтобы вытащить из катакомб и расположить у проломов донжона собственные уцелевшие орудия. Пороха к ним осталось немного – но нам хватило сбить с завала всю их артиллерию и расстрелять строй пикинеров картечью!
Последовавшая за этим чудовищная бомбардировка обрушила донжон, практически полностью развалила южную казарму. Она длилась чуть более получаса, но это время тянулось словно вечность… Видимо, лехи истратили на этот яростный удар весь оставшийся порох.
Не заваленным остался лишь один узкий проход, через который мы и попытались выбраться, чтобы встретить последнюю атаку врага – солнце практически скрылось за горизонтом, а ночью в развалинах крепости не повоюешь. И лехи не разочаровали – их последняя атака была самой яростной. Поначалу они смогли нас даже потеснить – но по мере того, как из катакомб выбирались новые мечники, мы стали брать верх. Пикинеры смогли отбросить нас лишь до развалин казармы, но здесь их строй сломался, а пика стала чересчур неудобным оружием. Тогда в бой пошло ополчение, что обильно умылось кровью. И только после заката схватка затихла.
Окинув взглядом площадь, я с мрачным удовлетворением ухмыльнулся – здесь лежит не меньше тысячи трупов врага. А за все время осады, я уверен, армия Республики потеряла не менее трети своих воинов – далеко не самых худших воинов.
Но это конец… Да, это конец. Уцелело не более трети бойцов, и лехи прекрасно разглядели, откуда выбирались мои воины в последней схватке. Завтра (ну пусть не завтра – когда подвезут порох) они очередной бомбардировкой обрушат вход в катакомбы, и на этом все. Мы или умрем от голодной смерти, или погибнем, пытаясь выбить их из цитадели, что фактически уже невозможно: враг вновь втащил пушки на гребень завала, аркебузуры проникли на уцелевший парапет стен и заняли развалины восточной и западной казарм.
Неожиданно из сумерек проступила высокая фигура шляхтича – по походке сразу видно, что идет человек благородный, исполненный внутреннего достоинства. В глаза бросилось какое-то несоответствие, и вскоре я понял причину: у леха отсутствовала по локоть левая рука.
