Обозлившись, бью саблей навстречу, от себя снизу вверх. Остро наточенная, узкая к острию сабля рвет стальные кольца кольчуги, вгрызаясь в плоть врага. Почувствовав ее сопротивление, доворачиваю рукоять, чтобы сильнее ранить противника. Торх дико визжит от боли… и, резко замахнувшись, рубит сверху вниз, с оттягом – жуткий удар! В последний миг инстинктивно закрываюсь левой рукой, ожидая, что вражеский клинок располовинит меня до седла, но сабля торха, удар которой пришелся вскользь по наручу, меняет направление и лишь кончиком елмани рубит руку.
Дикая боль! Яростно взревев, хватаюсь правой за кинжал (саблю я выпустил еще во время атаки торха) и, вырвав клинок из ножен, бросаю Аруга вперед, уходя от очередного удара. В следующий миг добрая сталь смачно вгрызается в незащищенное горло кочевника…
Левое предплечье отзывается острой болью на неосторожное движение руки и отвлекает от воспоминаний. Да, степнякам мы всыпали по первое число, ударив сразу с трех сторон. Вторым залпом рассеяли попытавшихся было контр-атаковать торхов, а с другого фланга по растянувшейся колонне ударили «драконы». С фронта же атаку кочевников встретили развернувшиеся сотни войскового старшины Карева. Внезапность и продуманность нашей засады сломили дух степняков, и вскоре они попытались спастись бегством. Вот только к этому моменту с тыла к ним зашли оставшиеся пять сотен моих всадников под предводительством Григара… Он по широкой дуге обошел торхов еще днем.
Разгром был полный, если кто и ушел под покровом ночи, то немногие. В засаду попало чуть более полутора тысяч степняков, и практически все они погибли.
Да, первый успех вскружил мне голову. Окрыленный легкой победой (первое настоящее дело в качестве военачальника – и тут же оглушительный успех!), я решил следующей же ночью напасть на вагенбург Бергарского. Как же я недооценил противника…
Еще раз втянув в себя свежий ночной воздух, я вдруг подумал о том, что перед атакой на лагерь лехов я не чувствовал никаких запахов. Вообще ничего постороннего не помню, настолько сильным было напряжение… и предчувствие скорой беды – по всей видимости, то гнетущее, беспокоящее ощущение на задворках сознания им и было.
До боли, до рези в глазах вглядываюсь в ровные линии выстроенных из телег укреплений вагенбурга, силясь заметить хоть что-то отличное от уже приевшейся картинки. Например, всполохи выстрелов, мечущееся во тьме пламя факелов, что держат в руках поднятые по тревоге воины, неясное мелькание теней, выдающее скоротечную схватку… Так же напряженно я вслушиваюсь в ночную тишину, силясь уловить звуки боя – лязг металла, крики сражающихся, хлопки выстрелов – или хотя бы встревоженные окрики часовых… Ничего. Не слышно и не видно – ничего.
Три десятка лучших разведчиков обошли лагерь с задачей незаметно проникнуть в укрепление и заклепать орудия, а по возможности и подорвать сколько смогут возов с порохом (наверняка их держат отдельно). Для успеха их операции с нашей стороны вагенбурга последует атака спешенных «драконов». А для того, чтобы моих стрелков преждевременно не обнаружили, еще два десятка разведчиков прямо сейчас снимают посты с нашей стороны.
Однако подобная ночная атака всегда может пойти не так, как планировалось, и, в душе надеясь, что все получится, я с тоской жду, как в лагере поднимется тревога. Но вроде бы пока тихо…
На мгновение закрыв глаза (устали от напряженного вглядывания в темноту), я оборачиваюсь к Григару. Сегодня верный помощник находится подле меня, с ответственной задачей точно фиксировать прошедшее время по песочным часам. Утвердительный кивок старшего офицера убеждает меня в верности собственного чутья – оговоренный срок истек, «драконам» пора выдвигаться.
Кивнув Григару в ответ, я тем самым отдал приказ о начале атаки. Спешенные «драконы» – они оставили своих кобылиц чуть позади нас – двинулись вперед. Пять сотен воинов, одетых в черное, словно пять сотен призраков растворились в ночной тьме, будто действительно утратили плоть. На секунду стало даже как-то не по себе. Но это всего лишь показатель хорошей подготовки: командиры заранее проверили, ладно ли подогнано снаряжение – дабы не обнаружить себя случайным звуком, и все ли воины спрятали клинки в ножнах – даже лунный свет может отразиться от холодной стали оружия. Именно сейчас от «драконов» в первую очередь требуется бесшумность и незаметность…
Я с двумя сотнями отборных ветеранов, облаченных во все имеющиеся у нас кирасы и кольчуги, прикрываю атаку пехоты. Мало ли что может пойти не так. Тем более что воины должны видеть – их лидер, их вождь на равных делит с ними все опасности. Именно тогда они будут готовы пойти за ним в любое пекло.
Сегодня мы все верхом на самых сильных кобылах – жеребцы могут обнаружить нас своим ржанием, – а копыта их обмотаны тряпками. Доспехи плотно подогнаны и прикрыты плащами, воины получили строгий приказ молчать. Ничто не должно выдать нас раньше времени!
Как же мучительно долго они идут, бастардовы дети! От чудовищного напряжения я весь взмок, поддоспешник насквозь пропитался потом. Вспотели даже ладони, а сердце то бьется через раз, то бешено скачет, словно загнанная в клетку белка.
Эх, ладно, надо успокоиться. Утерев намокшие брови тыльной стороной ладони, глубоко выдохнул и попытался представить себе, как две конные сотни войскового старшины ударят по ночному выпасу лехов. А заодно попытался подсчитать, сколько стреноженных коней получится освободить от пут и увести в наш лагерь.
Вроде помогло. Но, бросив случайный взгляд на поле, я вновь замер – по расчетам выходит, что «драконам» осталось примерно полста шагов до стен вагенбурга, и, если разведчики справились, сейчас они бесшумно…
Грохот выстрелов сотен огнестрелов и пушек ударил по ушам, на несколько мгновений просто оглушив. Сотни вспышек пламени засверкали по всему периметру вагенбурга, на секунду ослепив глаза.
Твою же!!!
– Григар, давайте отступление!!!
Но старший помощник уже опередил меня, приказывая барабанщику дать сигнал отхода. Ночь пронзил… вой сигнальных труб! Со стороны вагенбурга раздались призывные звуки десятков труб и рожков, и ворота его открылись, выпуская в поле волну всадников. При вспышках пламени на их спинах я явственно разглядел знаменитые «крылья» лехских гусар…
Не слушающиеся, одеревеневшие губы все же протолкнули негромкое:
– В атаку.
Рослая пегая кобыла подо мной подалась вперед неспешным шагом, через пару мгновений перешла на легкую рысь, а еще через сорок ударов сердца бросилась в галоп. Но нам до бегущих от вагенбурга «драконов» скакать раза в полтора дольше, чем устремившимся к ним гусарам.
Ночную тьму пронзили вспышки выстрелов на поле. Редкие, разбросанные друг от друга хаотичные вспышки, но никак не плотный слитный залп – единственное, что могло бы остановить или хотя бы задержать атаку тяжелой кавалерии… А еще через пару мгновений гусары доскакали до нашей пехоты, и звуки выстрелов перебили пронзительные крики тяжело раненных и погибающих людей.
– Быстрее!!!
