– Мне кажется, они недостаточно полны.
– Отец, они собрали все, что могли, – с жаром воскликнул Диего. – Эта серебряная чаша пусть будет довеском. Посмотри, какая тонкая работа! Люди и звери как живые. Сколько на ней изображено картин из жизни этого народа!
Эрнан Кортес принял чашу из рук сына.
– Она действительно хороша, – согласился военачальник. – Кажется, настоящий ветер играет с листьями на изображенном дереве. Нашим художникам и красками на картинах трудно передать то, что смогли сказать здешние мастера на металле. Пожалуй, отправлю ее королю.
Даже искренний восторг (как, впрочем, и другие чувства) никогда не мешал Кортесу держать в руках все нити событий, замечать и анализировать даже незначительные мелочи.
– Откуда тебе известно, сын, что эти люди собрали все, что смогли?
– Последние три дня я ходил вместе со сборщиками выкупа, – признался юноша. – Они искренне переживали, что не могут дать тебе больше. Поверь, отец, ацтеки не пожалели бы и собственных жизней, если б они имели для тебя цену.
– Я не столь кровожаден, как здешние туземцы, мне не нужны горы из человеческих черепов, путь остаются в груди их сердца, и да поселится в них любовь к нашему Господу.
– Так ты принимаешь выкуп? – взволнованно спросил Диего.
– Мне странно, что ты заботишься об этих аборигенах, как о братьях. – Кортес не обратил внимания на вопрос. – В битве ты был первым, и меч твой рассекал не воздух…
– Всякая война заканчивается миром. Разве не так, отец? После битвы поверженные соперники перестают быть врагами. Неужели великодушный победитель не должен проявить к ним милость?
– Почему ты пошел с этими людьми? Зачем скитался с ними по селеньям? Ведь это опасно и безрассудно. – Кортеса почему-то не удовлетворяли вполне разумные разъяснения сына.
– Мне хотелось познакомиться с жизнью побежденного народа. С ацтеками нам предстоит сосуществовать, и, рано или поздно, придется с ними знакомиться ближе. Мир или война зависят от того, смогут ли наши народы найти общий язык.
– Узнаю своего сына. – Суровый конкистадор был близок к тому, чтобы смахнуть предательскую слезу. Но не пристало воину проявлять слабость перед туземцами, и в следующий миг Кортес сурово спросил: – Почему же ты, Диего, не предупредил меня?
– Я не успел, отец. Они почти скрылись из вида, когда у меня появилось желание совершить небольшое путешествие. И, согласись, ты бы испытывал ненужные волнения, если б знал, где я нахожусь. У тебя и других забот предостаточно.
Кортес, наконец, прекратил допрос сына, но менять непонятную одежду на золото не спешил. (Собственно, куда торопиться, если мешки с любимым испанцами металлом стояли у его ног, а следовательно, были в полной его власти.) У военачальника появились вопросы к индейцу:
– Скажи, ацтек, как могла одежда Бога попасть к вам?
– То было слишком давно, когда Бог ходил по земле. Но люди сделали все, чтобы уничтожить Его. Бог покинул земной мир, а затем подарил свою последнюю земную одежду человеку, который отправил Его на несправедливый суд.
– Не понимаю. Бог ваш отблагодарил за гонения и преследования? Он весьма необычен.
– Нет, – пояснил Тоноак, – не за гонения был отмечен милостью человек, а за то, что понял свои ошибки, заблуждения и раскаялся в них.
– Любопытно… – задумался Кортес, – уж очень ваш бог похож на Иисуса Христа.
Диего видел, что Тоноак не желает врать, а Кортес готовился задать вопросы, на которые невозможно дать правдивый ответ. Если военачальник узнает всю правду, он ни за какое золото не расстанется с хитоном. Кортес – дитя беспощадного времени – тем не менее, ложился и вставал с именем Господа на устах.
– Отец, этот ацтек от волнения забыл и собственное имя. – Диего пытался спасти друга. – Посмотри: у него дрожат руки.
– У него нет причин для беспокойства.
– Ну как же! – возразил Диего. – Он собрал все золото, что имелось у его друзей, родственников, знакомых, поставил у твоих ног, но одеяния взамен не получил.
Эрнан Кортес устоял бы перед просьбами сына, очень уж ему хотелось разобраться с вещью, которую индейцы хотели купить за баснословную цену. От убийственных расспросов Тоноака неожиданно спас вошедший Диего де Альварадо.
– Эрнан, – тихо произнес он, обращаясь к Кортесу, – на улице бунтуют солдаты Олида. Еще немного, и они сомнут стражу.
Кортес прекрасно знал: случилось то, что должно случиться; и чем дольше откладывать решение вопроса, тем неприятнее будут последствия. Отряд Кристобаля де Олида мужественно сражался при штурме Теночтитлана, и теперь требовал достойного вознаграждения и приемлемой еды. Второе было тоже серьезной проблемой в городе, в котором от голода и недостатка пресной воды только что погибли десятки тысяч туземцев.
Продовольствие собиралось по Мексиканской долине – везде, куда смогли дойти испанцы и их союзники-индейцы. Оно уже начало поступать в лагерь Кортеса. Золото стояло перед конкистадором, но оно не принадлежало ему, коль не выдана ацтекам вещь, требуемая для обмена. А солдаты Кристобаля де Олида могли и не дождаться, когда их военачальник закончит колебаться: исполнить условия неписаного соглашения с этим индейцем, либо поступить по праву войны и объявить все трофеями: и непонятную одежду, которую отдавать почему-то не хотелось, и выкуп за нее. Кортес уловил на своем челе укоризненный взор Диего и, наконец, смирился с тем, что разговор продолжить не удастся. Он нехотя открыл сундук, достал хитон и протянул Тоноаку:
– Ты исполнил свою часть обязательств, теперь моя очередь сдержать обещание.
Обретши хитон, Тоноак восторженно произнес:
– Благодарю тебя, добрый человек, и весь народ наш благодарит! Да подарит тебе Небо великий свет!
– Да разве до сих пор я блуждал во тьме? Разве не Господь даровал испанцам великую победу?
– Мой народ наказан за свои деяния твоей рукой, – смиренно согласился Тоноак.
Индеец приложил к губам дорогую ткань, лицо его просветлело, наполнилось радостью. Диего внезапно приблизился к одеянию и бережно прикоснулся к нему рукой. Ему также хотелось поцеловать величайшую реликвию, и лишь с огромным трудом юноша удержался от необъяснимого поступка. От проницательного Кортеса невозможно было утаить не только действия, но даже сокровенные желания.
– Сын мой! Что ты делаешь?! – воскликнул удивленный Эрнан Кортес. – Опомнись!
– Прости, отец… Видимо, кровь моей матери вспомнила прежних богов, – пробормотал словно разбуженный Диего.
– Я могу тебя понять и простить, но будь осторожен с позывами крови. В Испании за подобные поклонения тебя ждал бы очистительный костер.
В это время полупустые комнаты дворца усилили эхом не только голоса снаружи, но и грохот. Было понятно, что мятежные подчиненные Олида колотили мечами только что установленную дверь. И она поддастся, как только испанцы отложат мечи и воспользуются подходящим бревном.
