— Не волнуйся, Лео… Иди наверх. Бенни, и ты тоже, Бенни, пожалуйста.
Я понимал, что мама работает больше положенного, но связываться было глупо, и я сказал Лео:
— Ну же, Липпи, пойдем.
И мы пошли. На лестнице Лео сказал:
— На днях я прибью этого паршивого ублюдка, — и сказал это с таким выражением, что я понял: он не шутит.
Я сделал сандвичи: со сливочным сыром для Лео и с горчицей для себя. Чуть позже вернулась мама и набросилась на Лео.
— Лео, Лео, ну как с тобою сладить? Невозможный ты мальчик, ей-богу… Как там зейде?
— Хорошо, ма, — сказал я. — Ему понравились латкес.
Она посмотрела на нас:
— Мальчики, зейде вам деньги давал?
— Не, — сказал я, — не.
Лео хотел что-то сказать, но передумал.
Тогда я ее спросил:
— Как там Шварци, ма?
— Ша! Имей уважение. Он сильно болен, Бенни. От таких мальчиков, как твой брат, еще и не так заболеешь. Бенни, я утром сварила для него куриного супчика. Отнесешь ему потом?
— Конечно, ма, я хоть сейчас, хочешь?
— Нет, поешь сперва!
— Ма, я не голодный. Давай суп. Вернусь и поем.
Мама перелила суп в банку, и я понес. Шварци жил в соседнем доме, и через крышу было быстрее. В моем квартале все крыши смыкаются одна с другой. Когда я открыл дверь на крышу, кто-то крикнул:
— Атас!
— Эй, это я, Бенни Липковиц!
Из-за веревки с бельем выглянули Хайми Московиц и Алби Саперстайн. У Алби в руках было пневматическое ружье.
— Чем это вы тут занимаетесь?
— Стреляем по жестянкам, — сказал Алби.
— А спрятались чего?
— Думали, управляющий или еще кто. А что это у тебя в банке, Бенни?
— В банке? A-а. Суп для Шварци.
— Гляди-ка, Хайми, — сказал Алби. — Бенни у Шварци на побегушках.
— Заткнулся бы ты, Алби.
— А что ты мне сделаешь? — спросил Алби. Решил: раз у него пневматика, так он командовать будет. — Сунешься — пристрелю.
Командир из Алби тот еще: он и в пятилетнего стрельнуть бы побоялся, так что я смело двинулся на него:
— Стреляй, чего ждешь?
Хвастать не хочу, но вышло фасонисто!
— Ну же, Алби, или промазать боишься?
Алби опустил ружье.
— Если б выстрелил — убил бы, — сказал он. — Это «дейзи ред райдер». Меня бы тогда арестовали.
— Алби прав, — встрял Хайми. — Из «ред райдера» можно завалить.
— А ты помолчи! — сказал я Хайми. Я так завелся, что и двум бы накостылял, да не хотелось пролить суп.
Так что я сказал только:
— И почему это соплежуи всегда друг за дружку держатся?
— Ну-ну, — сказал Алби. — Думаешь, ты крутой, раз у тебя такой брат. Знаешь ведь, что тебя никто не тронет, чтобы от Липпи потом не схлопотать.
— Я и без Липпи за себя постою. Могу доказать, хочешь?
Но Хайми — наш соплежуй номер один — встал между мной и Алби и сказал:
— Алби не хочет с тобой драться, Бенни. Пойдем лучше в кошку постреляем!
— Спасибочки. Я кошек не гоняю. Бывайте!
Но тут я вспомнил про жвачку, заныканную в коробке с попрыгунчиком, и спросил:
— Жвачка нужна?
— Жвачка? — переспросил Хайми. — Издеваешься? Сам знаешь, сейчас война, какая жвачка? Даже у Албиного дяди Берни ее нет, а он легавый!
— Ну а у меня есть куча жвачки на продажу.
— Где ты ее взял, Бенни, а?
— Тебя не касается. Что, побежишь стучать этому легавому, Большому Берни? Или лучше все-таки себе купишь?
— А почем продаешь? — спросил Алби.
— Десять центов штука!
— Десять центов — дорого.
Это сказал Алби. Хайми промолчал.
— Тебя забыл спросить, Алби. Не хочешь — не покупай. Я просто хотел предупредить, что принесу завтра с собой пару штук в синагогу.
Я взял банку и пошел к соседской крыше. Шварци живет высоко, мне только и пришлось, что спуститься на один этаж. Громко стучаться не хотелось, вдруг он спит. Но дверь была открыта, так что я просто вошел.
— Ребе, это я, Бенни Липковиц.
Ответа не было, и я заглянул в спальню. Шварци храпел вовсю. На нем — вот умора — была ночнушка вроде той, какую иногда надевает мама. Но я не стал ржать, чтобы его не разбудить. Пристроил банку на столик у кровати, а стоявшие там грязные тарелки отнес на кухню и помыл. Увидел бы Липпи — обозвал бы меня тряпкой за такие дела, но меня никто не видел, и хорошо. Потом я снова зашел проведать Шварци; одеяло с него сползло, и я накрыл его. Вышел, стараясь не шуметь, закрыл за собой дверь и полез на крышу. Хайми с Алби там уже не было, я поиграл, будто я Билли Конн
[31], готовлюсь к матчу с Джо Луисом, побил Джо Луиса пятнадцать раз и пошел домой. Мама спросила, чего я так долго, но я не хотел признаваться про крышу (на крышу нам лазить запрещали), поэтому сказал, что грел суп Шварци, вот и задержался. Она спросила, понравился ли Шварци суп, я сказал:
— Ага, так его хлебал, что дай ему волю, прикончил бы полведра, легко!
Мама любит, когда хвалят ее суп, так что ничего страшного, что я соврал. Она дала мне сандвич с тунцом, ужасно невкусный, но я смолчал. Тунец был консервированный, и мама не виновата, что он такой паршивый. Поев, я пошел в комнату к Лео. Лео, согнувшись, сидел на кровати и явно делал что-то особенное. Я тихонько заглянул ему через плечо. Ух ты, он рисовал комикс! Чтобы Лео не подумал, что я подсматриваю, я сказал:
— Ну как, Липпи, продвигается?
Липпи тут же прикрыл листы руками и рявкнул:
— Кыш отсюда, Бенни!
Я подумал, чем бы таким заняться, и меня осенило: буду рисовать свой собственный комикс. Я достал цветные карандаши, наточил.
— Елки-палки, — сказал я себе, — а вот возьму и нарисую комикс про Большого Папочку!
Но я еще ни разу не рисовал негров, и оказалось, что это не так-то просто. Я чуть было не бросил это дело, но потом придумал, что пока буду рисовать Большого Папочку белым, а раскрашу уж потом. Я представил, как сделаю комикс на сто страниц и продам его «Делл-комиксу», потому что они выпускают Дональда Дака, а если выйдет совсем хорошо, предложу его для «Классики в картинках». Но я закончил всего одну страницу и уже понял, что сотню мне никогда не нарисовать. Адская работенка! Вторую страницу я доделал уже после девяти, и если на две страницы ушло столько времени, то мне вплоть до следующего года не закруглиться. А все ж таки мне понравилось. Большого Папочку я сделал королем воров в Бронксе, а мы с Лео стали его помощниками. Я хотел вставить в комикс и Энди Крапанзано, но передумал. Вместо него я взял Джо Крапанзано. Джо тоже вошел в банду Большого Папочки, но мы с Лео были главнее. Мы приказывали, он выполнял. Я успел сделать половину третьей страницы, когда Лео бросил рисовать. Пришлось и мне все бросить.