В ответ я попыталась улыбнуться. Шадрин ушёл, но скоро они вернулись со штурманом и принесли тушёнку, селёдку в банках, нарезанную аккуратными кусочками, чайную заварку, сахар и даже сушёный картофель. Есть мне совершенно не хотелось, но при виде всех этих яств даже я обрадовалась. А вскоре уже был готов обед из нескольких блюд – суп, закуски, белый хлеб и сладкий чай. Штурман улыбался, а Шадрин уговаривал меня:
– Покушайте, барышня! Вкусно до чего…
– Да уж… – задумчиво сказал штурман. – Богатое нам досталось наследство. Видно, все, кто побывал здесь, что-то оставил для идущих следом.
Но есть я так и не смогла и только выпила чаю с сахаром. Потом они опять ушли, а я уснула рядом с костром.
Проснулась я уже под крышей на какой-то широкой деревянной лежанке. Пахло мокрыми шкурами и горящим деревом. Рядом гудела печка и негромко разговаривали штурман с Шадриным.
– До холодов надо всё вычистить – лёд с полов отбить, вынести сор, да и вымыть всё… С едой мы перезимуем, плавника здесь довольно…
– И на дровах просидим!
– Да, и дров довольно…
– А может, нам того… Бот на воду попытаться…
– Нет… Не успеем – придётся зимовать… Во-первых, нужен отдых – путь всё же неблизкий… Во-вторых, нужно искать остальных. А когда мы их найдём? И найдём ли…
– Ох-хо-хох…
А я опять уснула.
Продолжалось это несколько дней: я то просыпалась, то засыпала и воспринимала всё с полнейшим равнодушием. Но однажды я ощутила, что на мне грязная, заскорузлая одежда. Да и лежанка моя не отличается чистотой. В тот же день я впервые по-настоящему обедала: супом, селёдкой и сладким чаем. И еда казалась мне невероятно вкусной. Шадрин рассказал, что за время моей болезни штурман тоже лежал в горячке. И Шадрин в одиночку выхаживал нас обоих. Штурмана мучил бред: заснув, он начинал слышать голоса, звавшие его со стороны моря. Тогда он вскакивал и отправлялся к морю, и только Шадрин едва ли не силой возвращал его обратно. Несколько раз повторялся этот страшный зов, и несколько раз Шадрин возвращал штурмана с полпути к берегу.
– Слава Тебе, Господи, что я не свалился, – сетовал Шадрин. – А то что же: лежали бы трое, да с голоду бы и померли. Обидно было бы: кругом такое изобилие… Голодные шли – не померли. А тут окочурились бы среди селёдок… Вот как искупались, однако.
– Ну, положим, с голоду бы мы не померли, – улыбался штурман. – А вот обессилеть – обессилели бы… Так что спасибо тебе, Тихон Митрич, выходил, вернул к жизни… А искупались мы знатно – век не забуду!..
Я тоже улыбалась: штурман начал спорить, значит, всё в порядке. Едва только штурман поправился, они вдвоём взялись за уборку, которую уже начал Шадрин. Нужно было вычистить все постройки, разобрать находки, обустроить склад, под который отвели самый маленький дощатый домик. Там уже, как в магазине, были устроены полки с рыбными и мясными консервами, с маслом и свечами, галетами и сахаром… Господи! Чего там только не было! Конечно, не всё оказалось пригодным в пищу, и кое-что наши уборщики попросту забраковали. И всё равно запасы получились внушительными.
Шадрин один приволок к нашему посёлку брошенный каяк и все наши вещи, оставленные там, где мы высадились на берег. Для этих вещей на складе тоже нашлось своё место. Оставалось привести в порядок самый большой дом, сложенный из бревна. Там было устроено несколько комнат. И, конечно, тот дом лучше всего подошёл бы для зимовки. Шадрин даже взялся сложить там каменную печку вместо чугунной. Но сначала необходимо было освободить дом от хлама и как следует его вымыть. После болезни я была ещё довольно слаба и быстро уставала.
– Вы бы посидели, барышня, – уговаривал меня Шадрин с таким видом, что можно было подумать, я ему мешаю.
Но сидеть было стыдно, и я понемногу участвовала в общем деле. Штурман и Шадрин кололи лёд, который устилал весь пол как грязный ковёр – крыша протекала, и заливавшая дом вода застывала здесь год от года. Освобождать дощатый пол ото льда оказалось самой тяжёлой работой. Отбитые куски я складывала в ведро и выносила на улицу. И вот как-то, устав, я села отдохнуть на бот и стала смотреть по сторонам. Мне хорошо было видно море с его неизменными льдинами и тонкой завесой тумана. Эти льдины напоминали мне бродячих собак, скитающихся с важным и озабоченным видом по улицам городов.
Льды скитаются по морям, собаки – по улицам. Так я сидела и думала, глядя вокруг. Как вдруг слева от меня из тумана появилась мачта. Кажется, я вытаращила глаза и подумала, что у меня начались видения. Но тут я совершенно отчётливо различила трубу, из которой поднимался дым, а потом из тумана показался корпус. Там, в море был корабль. Какое-то время я сидела молча, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Но вдруг меня словно подбросило, и я опрометью кинулась к дому. Поскольку я не вошла, а ворвалась, штурман и Шадрин обернулись ко мне и перестали стучать. Вид у меня, наверное, был ополоумевший, потому что на их лицах проступил испуг.
– Скорей, – почему-то прошептала я, – корабль.
Они молча смотрели на меня, а потом спросили одновременно:
– Что?..
Я выскочила на улицу удостовериться, что видение не исчезло. “А вдруг только я его вижу? – пронеслось у меня в голове. – Что-нибудь после болезни…” Но голос штурмана успокоил меня:
– Чёрт! – услышала я за спиной.
И тут же голос Шадрина:
– Слава Тебе, Господи!..
И тут нас прорвало: мы стали кричать, свистеть, прыгать, размахивать руками. Штурман принёс ружьё и несколько раз выстрелил в воздух. Потом бросился к морю, столкнул каяк и заработал вёслами, что было силы. Мы побежали за ним, и скоро услышали крики “ура!”. А потом к берегу подошла лодка и увезла нас на корабль.
Не могу передать, как мы радовались друг другу, словно все приплыли сюда ради этой встречи. Это было русское зверобойное судно “Диана”, возвращавшееся в Архангельск и зашедшее на остров Нортбрук по чистой случайности – капитан хотел сделать последнюю остановку перед выходом в открытое море, взять пресной воды, а если повезёт, то и поохотиться. Наших криков и выстрелов они не слышали и, заметив каяк штурмана, страшно удивились.
– Я штурман экспедиции капитана Дубровина, покинул “Княгиню Ольгу” три месяца назад, со мной ещё двое товарищей, – прокричал им штурман с лодки.
Услышав русскую речь, они пришли в восторг и ответили штурману дружным “ура!”. Когда же увидели меня, то просто оторопели.
– Женщина в полярной экспедиции?!. – спросил капитан “Дианы”. – Вы шутите?.. Как это вообще возможно?..
– О! Это долгая история, – улыбнулся в ответ штурман. – Ольга Александровна не собиралась плыть с нами. Но в последний момент обстоятельства изменились, и всё сложилось не так, как все мы ожидали.
– Этот случай войдёт в историю мореплавания, – торжественно объявил капитан Кураченков, вполне довольствуясь туманными объяснениями штурмана. Потом нас накормили полноценным обедом с куриным супом и картофельным рагу, после чего мы перевезли наш нехитрый скарб на “Диану”, а в завершение дня в машинном отделении для нас устроили баню, предварительно выдав чистую одежду. При этом наши блошницы отправились в топку. Потом каждый из нас был препровождён в собственную каюту, и на этом счастливый день закончился.
