– И откуда ты такая чумная-то? – задал риторический вопрос мужик.
Я только растерянно пожала плечами, не спуская взгляда с жующего хот-дог бездомного. Все пыталась поймать его мысли, но вертолетов и след простыл…
Дожевав, мужчина проговорил:
– Мне бы еще это… Денежку на чекушку!
– На че… Чё? – не поняла я.
Мужик щелкнул пальцами по шее, рядом с выпирающим кадыком.
– Выпить бы!
– Ой, нет! – запротестовала я. – Покормить – пожалуйста! А спаивать я вас не буду!
– Спаивать? – Мужик хрипло захохотал, обнажив редкие желтые зубы. – Я тебе девка невинная, что ли?
Вдруг перестал смеяться и внимательно посмотрел на меня. Бледно-голубые, будто выцветшие на солнце глаза изучали мое лицо. Внезапно мужик широко улыбнулся, и глубоких морщин на его лице стало еще больше.
– Вы правда на меня не в обиде? – с замиранием сердца спросила я.
Ти-хо, тихо, ти-хо, тихо. До нас доносились только обрывки чужих разговоров да шум машин с дороги. Не скажу, что вновь услышанные обидные мысли от этого незнакомого человека ранили бы меня до глубины души, но в своем следственном эксперименте разочаровываться не хотелось…
– Вот чумная! – снова покачал головой мужик. – За что мне на тебя обижаться? Спасибо тебе! Накормила. Ну, беги! Что тебе со старым алкашом сидеть?
Я вскочила с места и, влившись в толпу, попятилась назад «против течения».
– До свидания! – громко проговорила я, едва не врезавшись спиной в одного из прохожих.
Развернулась и вприпрыжку помчалась к дому. Ура! Сработало!
На пятый этаж я забежала по лестнице, не дожидаясь лифта. До прихода мамы оставалось еще несколько часов. Распахнула окна, впуская в квартиру свежий запах дождя. Вооружившись ведром, тряпкой и моющими средствами, громко включила музыку. Обычно у нас в квартире всегда чисто, спасибо за это маме. Я никогда не утруждала себя уборкой по дому. Но сейчас, кажется, у мамы были какие-то проблемы на работе, поэтому в последние дни она часто задерживалась. Поздно появлялась дома, ужинала и ложилась спать, а утром уходила намного раньше меня. Заниматься хозяйством, разумеется, ей было некогда. При этом мама ходила хмурая и задумчивая. Но мне даже в голову не приходило спросить у нее, что же такого стряслось на работе…
Протерла пыль, полила цветы, вымыла пол. Результатом проделанной работы я осталась довольна. После генеральной уборки мышцы приятно ныли… И у меня даже еще было время приготовить ужин. Я перерыла в интернете массу рецептов, но все было либо слишком сложным, либо требовало каких-то неизвестных продуктов. В итоге я просто сварила макароны с сосисками и нарезала салат из огурцов, помидоров и редиса.
За окном уже смеркалось. Во дворе монотонно стучал баскетбольный мяч, ломающимися голосами выкрикивали что-то подростки. А мамы все не было. Моя уверенность в том, что с родительницей удастся поговорить по душам, постепенно увядала…
Когда я услышала, как открывается входная дверь, кровь запульсировала в висках. Давненько я не встречала маму с работы. Я засуетилась по кухне, засунула в микроволновку тарелку с остывшими макаронами, включила электрический чайник. Его мерное гудение немного успокоило. Когда мама зашла на кухню, я сидела за столом перед тарелкой с макаронами и сосисками. Даже пару ароматических свечей зажгла. Со стороны у меня, наверное, был одновременно торжественный и смущенный вид.
Мама внимательно смотрела на меня. Вертолеты, чуя, что происходит что-то неладное, как по команде взметнулись вверх и настороженно зависли в воздухе.
– Ты помыла полы? – спросила мама, оглядываясь.
– Ну да! – тихо ответила я. Взгляд непроизвольно впился в тарелку с макаронами. Смотреть в глаза маме я почему-то боялась. – Еще и ужин нам приготовила!
– Что-то случилось… Боже, что случилось?
Вертолеты растерянно перешептывались, продолжая вертеться на месте.
– Валерия, тебя исключили из института?
– Что? Вот еще! Нет! – воскликнула я.
– Ты беременна?
– Ну мама! – еще больше испугалась я. – Нет же! Просто сварила макароны…
Мама растерянно уселась на стул напротив меня и обеспокоенно вглядывалась в мое лицо. Хороша же у меня репутация, раз приготовленный ужин и уборка вызвали такую панику у родной матери.
На протяжении всей трапезы в напряженной тишине я так и не решалась сказать главного – извиниться. Мамины же вертолеты весь ужин в панике кружили на месте.
– Что-то случилось… Случилось… Звонил отец? Переманил ее? Лера все-таки переедет к нему? Нет, это неправильно. Я не хочу ее отпускать… И не отпущу! Как я без нее сейчас? Она мне нужна…
Встретившись с мамой взглядом, я вздрогнула.
– Лер, передай, пожалуйста, хлеб! – негромко попросила мама.
К макаронам она даже не притронулась… Ела одни овощи, и то без особого энтузиазма. Впрочем, мама ничего не потеряла. На вид макароны вышли сносными, а вот на вкус – разваренными.
– Совсем нет аппетита… Я так устала. Устала от всего, ото всех…
– Макароны разварились, – известила я.
Мама посмотрела на меня и слабо улыбнулась:
– Бывает…
Вертолеты продолжили в страхе суетиться:
– Сейчас закрою отчетность за квартал и возьму отпуск. Улетим в Испанию! Лера так хотела побывать в Испании. Не могу ее подвести! Хотя на Испанию денег не хватит… А куда тогда? Или занять у тети Томы?
– Мама! – не выдержала я.
Родительница удивленно подняла на меня глаза.
– Прости! – выдохнула я.
– Простить? За что?
– За мое ужасное поведение, за грубость, за лень, за прогулы…
– Что происходит? Что Лера натворила?
Мама откашлялась.
– Точно все в порядке? Ты не больна?
– Нет, не больна, – мотнула я головой. Только странное чувство вины давило на сердце. – Просто прости!
– Хорошо, я тебя простила! – отозвалась мама. – Но, честно сказать, не понимаю, какая муха тебя укусила…
Я с облегчением выдохнула. Простила. Она меня простила. Но вертолеты и не думали никуда улетать. Все так же кружили мамиными мыслями, нагнетая, пугая…
Мама звякнула вилкой. Окна были по-прежнему приоткрыты, сквозняк шевелил белые занавески, холодил спину, пытаясь проникнуть до самого сердца… Мама, не доев, молча вышла из кухни под треск надоевших вертолетов:
– Что-то случилось. Не хватало мне этого, помимо завтрашнего отчета… Что с Лерой? Почему она вдруг такая?
Нет, ничего не получилось. Одним «прости» за ужином не расколоть этот тяжелый ледник из накопившихся обид. И какой по счету душевный разговор заставит его наконец начать таять?..
