– Прости!
Это слово – громкое, как внезапно лопнувшая прочная тетива. Злата удивленно посмотрела на меня:
– За что, Лер?
– За то, что не хотела с тобой дружить… И на дерево не полезла!
Глаза Златки засияли.
– Ты бы все равно кеды не достала, – ехидно заметила девочка.
– Ах, так? – притворно возмутилась я.
Златка звонко расхохоталась:
– Ну конечно, Лер! Это смог сделать только твой Иван.
– Он – не мой!
– Но он хороший, – возразила Злата. Из-за нашего спора она совсем забыла о лакомстве в руке, и талое розовое мороженое стекало по вафле на Златкины пальцы. – Мне кажется, что Иван – супергерой!
– Какая ты смешная! – расхохоталась я. – Супер-Иван?
– Да! Он пришел и всех нас спас! Все изменил…
Мимо лавочки под дубом гордо прошествовали девчонки, по чьей вине и началось это безумие с заброшенными на дерево кедами. Маленькие взрослые с серебристыми сумочками на плечах. В нашу сторону девицы даже не посмотрели. Злата внимательно проследила за ними, но промолчала. Мороженое продолжало таять.
Я думала, карусель снова с негодованием завертится, да так сильно, что к горлу подступит тошнота и моя голова пойдет кругом. Но было тихо. Для меня – непривычно тихо. Только птицы весело щебетали да старый дуб шелестел.
– Злата? – негромко позвала я.
– Что? – отозвалась девочка, озадаченно оглядывая липкие руки и раскисшую вафлю.
– Все в порядке?
– Ну да!
Я напряглась. Снова тишина. У Златки обычно столько мыслей в голове, а теперь…
– О чем ты сейчас думаешь? – все-таки спросила я.
– Да так, ни о чем, – пожала плечами соседка. – Достань из ранца влажные салфетки, пожалуйста.
Я с готовностью полезла в передний карман школьного рюкзака, не спуская глаз со Златки, жующей вафлю.
– Вкуфное морофеное Иван купил! Я как раз такое любфю! – с набитым ртом проговорила девочка.
Я приготовилась опять услышать: «Ах, какой у Лерки жених!», но… Меня в третий раз встретила непривычная и теперь какая-то жуткая тишина. Будто в моей голове долго шипел неисправный приемник, а потом его вырубили одним ударом кулака. Теперь он молчаливо красовался на подоконнике у распахнутого окна, рядом с которым лишь шумел старый дуб…
– Хочешь, угадаю твой любимый цвет? – не выдержала я.
– Любимый цвет? – удивилась Злата. – А как?
Я вскочила со скамейки и присела на корточки перед растерянной девочкой.
– Ты подумай о нем хорошенько, ладно?
– Угу.
– И мне в глаза смотри.
Я, нахмурившись, уставилась на Златку. Пялилась на нее так же долго, как тогда на бутерброд с колбасой на паре у Жабы. Когда Злата откровенно заскучала, я произнесла:
– Розовый?
– Нет же, – вздохнула девочка. – Фиолетовый!
Я растерянно уселась на скамейку. Теперь чувство стыда прогнало возникшее опустошение. Оно заграбастало меня в свои объятия и, похоже, в этот день уже никуда не собиралось отпускать…
– Ой! – внезапно воскликнула Злата. – Гляди, мама с работы идет! Вот мне влетит! Я еще дома не была. И суп не ела! Только пряники и мороженое! Хорошо, что Иван мои кеды с дерева достал… Ой, Лер, я расскажу маме про твоего Ивана, ладно? Он такой хорошенький!
Злата трещала без умолку. Я лишь растерянно кивала. Теперь мне почему-то стало совершенно безразлично, что моя мама может узнать об Умнике.
Златка с тетей Юлей скрылись в подъезде, а я еще некоторое время просидела под деревом. Как Андрей Болконский, встретившийся со старым дубом… «Весна, и любовь, и счастие! Все одно и то же, и все обман!»
Наконец я поднялась со скамейки и, как во сне, направилась к дому. Дверь открыла мама. Как я ее пропустила во дворе?
– Валерия, пары давно закончились! Ты где была? – спросила она, глядя, как я разуваюсь.
– Мы преподавательницу навещали, – ответила я, вешая на плечики пиджак.
– Она думает, что я в это поверю?
Мамины «вертолеты» снова пролетали в моей голове с огромными транспарантами. «Как меня все это достало!» и «Она снова врет!» – гласили надписи.
– Мам, ну правда! – раздраженно проговорила я. Прошла в свою комнату и разлеглась на кровати.
Мама, привалившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, устало проговорила:
– Сегодня днем мне звонила куратор вашей группы, Ольга Владимировна. Она рассказала о твоих прогулах с начала семестра. И спросила, как поживает наша несуществующая двоюродная тетя…
– Надеюсь, ты сказала, что она пошла на поправку? – спросила я.
– Валерия! – взорвалась мама. – Я не собираюсь покрывать твое вранье! Почему ты не ходишь на пары?
– Уже хожу, мамочка! За последние два дня ни одной пары не прогуляла!
– Два дня? – с притворным восхищением ахнула мама. – Вот это достижение, Валерия!
– Мам, что ты от меня хочешь?
– Чтобы ты, как нормальная дочь, помогала по дому, посещала учебу…
– Смирись, у тебя ненормальная дочь! – буркнула я, отвернувшись к окну.
– Зачем вообще нужно было идти на юрфак, если тебе это неинтересно? – продолжила мама. – Лишь для того, чтобы быть похожей на него? Ты и так – вылитая копия! Не только внешне, но и своим безрассудством, небрежностью, безалаберностью…
– Неправда! – вспыхнула я, оглянувшись. – Он хороший! Для меня – самый лучший! Пусть ты его больше не любишь, но я тут при чем? Несколько лет подряд выставляешь его перед своими знакомыми и коллегами каким-то монстром!
– Твой отец – трус и обманщик!
– Он тебя не обманывал! Он тогда всё честно сказал…
– Что ты в этом понимаешь, мелюзга? – задохнулась от возмущения мама.
Но и меня уже понесло:
– Слышу от тебя только эти банальные вопросы: «Как дела в институте?», «Была на учебе?», «Была?» И вздох облегчения: «Ну хорошо!» Вроде материнский долг исполнен, верно? Если б Ольга Владимировна тебе не позвонила, ты бы так ничего и не узнала! Потому что на самом деле тебе это неинтересно! Плевать! Ты хоть знаешь, чем я сейчас живу? Что планирую? О чем мечтаю? Знаешь, почему я перестала ходить на учебу? Да потому что вам всем пофиг! А я думала, вы будете мной гордиться… А ты заглядываешь ко мне в комнату лишь для того, чтобы бросить новую дежурную фразу. Об учебе или порядке в комнате…
Гул вертолетов воинственно нарастал.
– За что мне это все? Почему она так со мной? В какой момент я ее упустила? Я много работаю. Весь дом на мне!
