— Которую ты пришил в ее квартире, — любезно пояснил капитан. Он зачем-то вышел в прихожую и принялся рыться в ящике с обувью. Муха уронил голову на грудь — все было кончено.
Капитан вернулся, неся в левой руке кроссовок.
— На, — прорычал он, суя грязную подошву под нос Мухе, — любуйся, козел! Твоя визитная карточка.
Ты ведь у нас неуловимый скалолаз, так? Ты ведь у нас знаменитость, как же можно без автографа!
— Сорок второй, самый ходовой, — с трудом шевеля непослушными губами, сказал Муха. — Знаете, сколько в Москве таких кроссовок? Подошва литая, это вам не отпечаток пальца. Козла отпущения ищете, да?
Не на кого висяк повесить?
Капитан не глядя швырнул кроссовок обратно в прихожую, отряхнул пальцы и вдруг ухмыльнулся.
— А ты молодец, — сказал он. — До последнего брыкаешься, да? Сразу видно, что до сих пор не привлекался и даже в мойку не попадал. Ни хрена не знаешь, как мы работаем. Даже если бы не было твоего друга Кораблева и этого твоего башмака, мы бы все равно доказали, что это ты… даже если бы это случайно был не ты. Мы все можем доказать, понял? Что черное — это белое и что белое — это бледно-лиловое в зеленый горошек. Что ты — это вовсе не ты, а, к примеру, Шурака-Кочегар, за которым двенадцать трупов и который два месяца назад бежал из колонии строгого режима…
— Черта с два, — огрызнулся Муха, поняв, что терять нечего. — Ничего вы не докажете. Я вам не Кочегар какой-то. Я — это я. Меня знают, документы у меня в порядке…
— Уверен, экспертиза покажет, что они фальшивые, как трехдолларовая бумажка, — небрежно вставил капитан. — И потом, кому ты, на хрен, нужен? Доказывать про него что-то… Шлепнут тебя при попытке к бегству, и вся недолга. Улики против тебя есть, свидетельские показания есть, а чего нет состряпаем на скорую руку. Знаешь, сколько «глухарей» на тебя списать можно? В историю криминалистики войдешь, это я тебе как специалист гарантирую.
Муха закусил губу, потом вдруг расслабился, плюхнулся на диван и попытался забраться в задний карман джинсов скованными руками.
— Сидеть спокойно, — с угрозой сказал Нагаев.
— Брось, капитан, — ответил Муха. — Я курить хочу, понял? И не строй из себя следователя по особо важным делам. У тебя ведь ни ордера, ни хрена… Кто-то наклепал на Кораблева, Кораблев наклепал на меня… Ты из этого, что ли, дело шить собираешься?
— Я ведь тебе, кажется, уже все объяснил, — процедил Нагаев.
— А теперь я тебе объясню. Я не урка, тонкостей этих не знаю, только, будь все так, как ты мне тут расписал, ты бы ко мне вот так не пришел. А если бы я в тебя пулю сквозь дверь влепил? А если бы я просто в окошко вылез? Никто не знает, что ты здесь, а значит, у тебя ко мне свой интерес имеется. Угадал? Вижу, что угадал. Ну, чего тебе надо? Денег?
— Деньги твои — вот они, — сквозь зубы процедил Нагаев, небрежно вынимая из сумки увесистый полиэтиленовый пакет. — Могу придушить тебя голыми руками и уйти вместе с деньгами. Ты мне на хрен не нужен… да ведь я, кажется, уже об этом говорил. Сейчас поедем в одно место, там тебе скажут, кому ты нужен и зачем. Будешь хорошо себя вести — сработаемся. Ну, а если что — не обессудь, Наручники я с тебя сниму, только давай без фокусов.
— Уговорил, — сказал Муха и вытянул перед собой скованные руки. — Без фокусов так без фокусов. Я, конечно, чист перед нашим российским законом, но тебе, как видно, ничего не втолкуешь, поэтому лучше не дергаться и подождать встречи с людьми поумнее. Я правильно тебя понял?
— В общих чертах, — проворчал Нагаев, вынимая из кармана ключ от наручников.
Муха мысленно усмехнулся. Все его чувства сейчас дремали: он больше не испытывал ни страха, ни раскаяния, ни надежды, временно превратившись в автоматическое устройство, перед которым стояла единственная задача: выбраться из этой передряги целым и невредимым. Мент что-то замыслил что-то очень недоброе, судя по его подлой физиономии, — но у Мухи было одно преимущество: Нагаев практически ничего о нем не знал, сам будучи видимым почти насквозь и понятным, как сигнал светофора. «Тварь продажная, — думал Муха, растирая запястья, которые вовсе не болели, — мусорюга, я тебе устрою сюрприз.»
Он снял с вешалки и протянул Нагаеву свою куртку.
Капитан ощупал и охлопал ее со всех сторон и, убедившись, что в ней не припрятано оружие, вернул Мухе. Муха оделся и первым вышел из квартиры. На лестничной площадке он наконец закурил и остановился, поджидая возившегося с норовистым замком капитана.
— Три оборота, — подсказал он, с удовольствием дымя сигаретой.
— Не учи ученого, — буркнул Нагаев. Он повернул ключ еще раз, и тот, наконец, вышел из скважины, где, как казалось капитану, засел намертво.
Пока Нагаев ковырялся в замке, Муха вызвал лифт.
Они погрузились в кабину и без приключений спустились на первый этаж.
— Не дрейфь, скалолаз, — ободряюще сказал Нагаев, когда они вышли на крыльцо. — Мент, который тебя впервой повязал, он вроде второй мамки, так что мы с тобой теперь — не разлей вода. Ты меня до самой смерти не забудешь.
— Интересно получается, — задержавшись на верхней ступеньке, задумчиво сказал Муха. — Кто только к человеку в мамки не лезет! Какая-нибудь докторша в детской поликлинике, потом учительница, потом старшина в армии, а там, глядишь, и мент — и все мамки, и все, что характерно, именно вторые, а не третьи или, допустим, восемнадцатые.
— Пошли, пошли, — потянул его за рукав Нагаев.
— Нет, постой. Раз уж мы теперь родственники, я тебе должен открыть одну тайну.
— Тайну? — левая бровь капитана уползла под кепку, выражая сомнение.
— Государственной важности. Ты знаешь, что у меня есть правительственные награды?
— Да ну?! Ну, и что это меняет?
— Для тебя, капитан, это меняет очень многое.
Очень может статься, что буквально все. Знаешь, за что у меня награды?
— Да за Афган же, наверное, — равнодушно предположил Нагаев — Да погоди, капитан. Что ты торопишься, как голый в спальню? Дай напоследок воздуха глотнуть. Я ведь еще не все сказал. Про Афган — это ты верно догадался. А род войск угадать можешь?
— Десантура, что ли? — с нескрываемым презрением спросил Нагаев.
— Нет, — покачав головой, ответил Муха. — Не угадал. — Спецназ ГРУ Генштаба. Ты оштрафован на одно очко.
— Чего? — слегка растерявшись, спросил Нагаев.
Вместо ответа Муха сделал стремительное, едва уловимое движение сначала правой рукой, потом левой и отступил на шаг, не зная, в какую сторону станет падать поверженный гигант. Нагаев слегка качнулся вперед, сделал короткий неуверенный шаг и снова качнулся.
— Всяко бывает, — сочувственно сказал ему Муха. — Не повезло тебе, капитан.
