Я воодушевилась, как раз когда махнула Дженксу отступить.
– Верно, я рада, что ты подняла этот вопрос, – сказала я, приложив все усилия, чтобы быть разумной, но желая передать ей несколько мыслей, и единственным путем, при котором она кого-то слушала, это если кто-то бил ее палкой по голове. – Да поможет мне Бог, но я – единственная, кто думает, что ты, проводящая время с девочками, – это хорошая идея, и я начинаю задумываться. Я защищаю тебя ради Люси, и это меня злит.
Снова она замолчала, мучая меня. Молчаливый эльф – думающий эльф, а Эласбет не была известна своими добрыми мыслями.
– Эласбет, Трент пытается сделать для девочек все правильно, но каждый раз ты влезаешь, требуешь. Это заставляет его чувствовать себя так, будто ему угрожают. – У меня разболелась голова, и я вздохнула, ненавидя себя. – Если бы ты немного отступила, он был бы более доволен идеей разделить опеку над Люси.
Зачем я это делаю? подумала я. Но для всей справедливости между нами, я не могла помочь Тренту и Эласбет... а вот Эласбет могла. Мне не могла понравиться она, но я видела ее с девочками, и она была хорошей матерью. Трент любил меня, но если бы я забрала его выбор, то наша любовь была бы испорчена мыслью, что я эгоистично разрушила его попытку, за которую он боролся всю свою жизнь.
Я не боюсь кого-то любить.
– Ты сказала, что не собираешься сбивать его с толку, – сказала Эласбет. – У него есть обязанности, требования, а теперь ты с ним спишь!
Я резко опустилась у стены, вина раздирала меня.
– Да. Прошу прощения. Но это так. Так просто случилось. – Она дышала гневом, и я двинулась дальше. – Но я скажу тебе вот что, Эласбет. Скажи мне, что ты любишь его…
– Я люблю его, – сказала она с жаром, и в некотором роде, думаю, она любила его. Она была слишком огорченной, чтобы не любить.
– Тогда скажи мне, что ты любишь его достаточно, чтобы поддержать его решение попытаться ослабить напряженные отношения между эльфами и демонами, и я сама отвезу его в его поместье. – Скажи нет, пожалуйста, скажи нет...
– Какое все это имеет отношение к чему-нибудь? – выпалила она.
Это было не «нет», но это было также и не «да».
– Большое, – сказала я, еще более противоречиво. – Ты сможешь поговорить с Трентом через четыре часа, хорошо?
Телефон щелкнул, отключаясь, и я нажала кнопку «отбой».
– Это было забавно, – сказал Дженкс, и я встретилась с его взглядом, не разделяя его энтузиазм.
– Нет, не было. – Дерьмо на тосте, я дрожала. Я засунула телефон в задний карман, думая, что он чувствовался незнакомо. – Прости. Я должна оставить Тренту записку.
Пикси усмехался, когда я открыла дверь, прося его уйти, когда закрывала ее. Трент передвинул ноги, и я укрыла его одеялом, улыбнувшись на его лицо, смягченное во сне.
– Спасибо, что берег Дженкса сегодня вечером, – прошептала я, когда взяла блокнот около моих часов.
– Не уходи.
Его шепот скользнул через меня. Теплая и довольная, я села на край кровати.
– Я говорила с Эласбет, – сказала я, когда потянула одеяло сильнее. – Ты можешь отдохнуть здесь. Она позвонит через четыре часа.
Его рука потянулась, чтобы найти меня, и одеяло спало.
– Я слышал, – сказал он. – Не уходи.
Он скользнул к дальнему краю кровати, приподнимая одеяло для меня, чтобы я присоединилась к нему.
– Мне нужно помыться, – сказала я, глядя на шкаф, и он потянул меня вниз, мягко пробегая рукой по мне и обнимая.
– Мне нравится то, как ты пахнешь.
Дрожь прошла через меня, когда он вздохнул и прижал меня ближе. Где он лежал, было тепло, и его аромат был везде с почти приятным намеком жженного янтаря. Моя обувь чувствовалась забавной на кровати, и я почувствовала его вздох.
– У меня есть чем заняться, – выступила я, не двигаясь.
Он притянул меня ближе.
– Мне нравится то, как ты заботишься об Эласбет, – сказал он, потрясая меня. – Она – женщина, которую сложно понять. Но все же, у нее доброе сердце.
– Гм, да. – Он снова засыпал. Я могла остаться, пока он не уснет.
– Обещай, что ты не покинешь меня, – прошептал он, мои волосы переместились от его дыхания.
– Я уже говорила это, – сказала я, но я изучала будущее и видела себя в одиночестве. Почему я притворялась? Но я знала почему.
– Нет, сегодня вечером ты почти покинула меня. – Он нечленораздельно произносил слова. Он уплывал, на самом деле не спя. – Ты почти стала тенью. Я видел это. Обещай мне, что ты не уйдешь. Не покинешь меня. Я не буду знать, что правильно, а что нет, если ты уйдешь, а мне так нравится делать все правильно.
Стать тенью.
Я неподвижно лежала, внезапно проснувшись, когда я вспомнила черноту ничего. Это было реально, и они с Дженксом вытащили меня из нее.
– Я здесь, – выдохнула я, мне было необходимо почувствовать его позади себя.
– Я не делал ничего действительно плохого долгое время... – сказал Трент, слова скатились в ничто. – Спасибо.
Я не могла двинуться, тепло между нами успокаивало. Медленно руки Трента расслабились, когда он заснул. Я слушала его дыхание, когда думала, как это стало настолько сложным.
Влюбиться – было самой легкой вещью в мире. Почему для меня всегда было настолько трудно пережить это?
Глава 11
Что-то изменилось.
Я замерла, как раз когда мои глаза открылись, а пальцы сжали одеяло. Тепло у моей спины ушло. Я немного видела в предрассветном мраке моей комнаты. Я заснула, подумала я, не удивленная. Трент устроился позади меня, и мы оба устали, напряжение от требовательной встречи с Кормелем накрыло меня задолго до того времени, как я обычно засыпала.
Звук дыхания привлек мое внимание. Трент стоял опасной тенью у открытого окна. Сердце бешено стучало. Я бы сделала это раньше (проснулась от надвигающейся угрозы), но Трент, находящийся со мной, был чем-то новым. Мы заснули, все еще одетые и в ботинках… вероятно, хорошая вещь в непредусмотрительности.
– Что происходит? – прошептала я.
Трент жестом указал вперед, его взгляд сфокусировался снаружи.
– Среди камней есть люди.
Дерьмо на тосте.
Я откинула одеяло и встала. Он выглядел так страшно, будто весь ад сгорбился у моего окна, и я почувствовала тошноту от отсутствия сна.
– Где? – Я убрала волосы за ухо и наклонилась ближе, чтобы найти запах испорченного вина среди непрекращающейся вони жженного янтаря. Он был не рад, я тоже.
Ничего не было видно в предрассветной мгле, даже пыльца пикси не искрилась.