Отложив формочку, я поднесла второе печенье к противню и замерла. Первое печенье исчезло. Подняв голову, я глянула в раковину. Свет из окна был слишком ярким, и мне не удалось ничего рассмотреть. Потолок тоже выглядел туманно белым, как и пол. Я даже своих ступней не различала, но это меня не волновало.
— Как странно, — произнесла я, собираясь выглянуть в окно.
Казалось, что этот свет смыл весь окружающий мир. Я обернулась и увидела, что стены, возле которой стоял большой письменный стол Айви, тоже не стало. Почему-то меня это совсем не испугало. Стол на месте, а вот стена превратилась в мутный белый туман.
Меня и это не волновало. Вероятно, так было уже давно, а я лишь сейчас заметила, вот и все. Даже нетронутый круг раскатанного теста и пустой противень казались в порядке вещей. Я всегда буду делать печенье. Равнодушная, я подошла к центральному столу и вырезала еще одно печенье. Ничего не было важно.
Я напевала, пока перекладывала печенье на противень, в голове у меня крутилась одна и та же песенка: «Ta na shay, cooreen na da». Она повторялась снова и снова, и я прислушалась к ней. Мне нравилось, что она крутится у меня в голове. Я не знала значения слов, но мелодия не причиняла боли, а отсутствие боли — это очень хорошо.
Хотя, надо признать, у меня на кухне было жутко тихо: обычно она заполнена громкими голосами гомонящих пикси. Положив еще одно печенье на пустой противень, я снова взглянула на туманную стену. На ней появилось темное пятно около восьми дюймов в высоту и несколько дюймов в ширину на уровне груди. Я прищурилась, пытаясь понять, приближается ли фигура.
«Кистен?», — подумала я, и силуэт принял мужские очертания, подрагивая как мираж в пустыне, но плечи были широковаты для Кистена.
Может, это Дженкс? Но не было и следа пиксиной пыльцы. И, кроме того, Дженкс не такой высокий. Силуэт медленно приближался, покачивая руками при ходьбе. Внезапно став цветным, он шагнул на кухню.
— Трент? — спросила я удивлено, когда он смахнул с себя туман. В черных брюках и легкой рубашке с коротким рукавом, такой опрятный, яркий и немного потерянный, он выглядел обновленным и собранным.
— Не совсем, — сказал он, и я стерла муку с рук о передник, не совсем понимая, что он говорит. — Ну, типа того, — поправился он и пожал плечами. — Это ты скажи мне, ведь я плод твоего подсознания.
От удивления я приоткрыла рот и снова взглянула на несуществующие пол и потолок.
— Ты поместил мою душу в бутылку, — произнесла я, удивившись, что мне не страшно.
Трент присел на стол Айви и, наклонившись, отщипнул кусочек от идеального круга раскатанного теста, которое ожидало, пока его порежут формочкой.
— Я этого не делал. Я лишь плод твоего воображения. Это твой разум, а не мой, создает все вокруг, чтобы смягчить принятие реальности.
Нахмурившись, я внимательно уставилась на него.
— Так я могла вместо тебя представить Айви, стоящую посреди моей кухни? — спросила я, подумав о ней, и Трент тихо засмеялся, облизнув остатки теста с пальцев.
— Нет. Трент пытается дотянуться до тебя. Именно поэтому я здесь. Частички его сознания проникают сюда, но их недостаточно.
Но я уже знала все это, ведь он был частью моего подсознания и мог лишь озвучивать рассуждения, появлявшиеся в моей голове. Это был странный способ разговаривать.
Трент соскользнул со стола и, обойдя центральный стол, подошел ко мне. Он протянул руки, и я отпрянула, когда он оказался слишком близко.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — спросила я, оттолкнув его, и Трент отступил назад, опустив руки.
— Пытаюсь поцеловать тебя, — ответил он.
— Зачем? — бросила я раздраженно. Боже, сны всегда такие нелепые.
— Трент пытается вернуть твою душу в тело, — сказал Трент, выглядя слегка смущенно. — Но он не может этого сделать без твоего согласия.
Ах, да. Эльфийская магия. В ней используются убеждение и обман. Звучит правдоподобно.
— И поцелуй — это единственный способ выразить согласие? — поддразнила я, отступив так, чтобы стол оказался между нами. Пол стал видимым, он потемнел, и я заметила на нем царапины. Моя душа начинала сопоставлять факты.
— Эй, и сколько времени я тут пробыла? — спросила я, и Трент в ответ пожал плечами. Видимо, мое подсознание этого не знало.
Трент равнодушно повертел в руках формочку для печенья.
— Ты же хочешь выбраться отсюда, правда?
Я уставилась на него, стоящего посреди моей кухни, и задумалась, действительно ли он так хорош или это мое подсознание добавляет ему сексуальной привлекательности.
— Да, — сказала я, подойдя ближе.
Он вручил мне лопатку.
— Мы должны работать вместе.
Думаю, он имел в виду — выпечь еще печенья. Я приподняла лопаткой вырезанную фигурку и переложила ее на противень.
— Я хочу выбраться отсюда. Разве этого недостаточно?
Второе печенье оказалось на противне рядом с первым, и я удивленно приподняла брови. На этот раз первое печенье не исчезло.
— Теперь ты начала понимать, — произнес Трент, а потом, казалось, вздрогнул. — Ты пробыла здесь три дня, — сказал он, его облик перестал быть опрятным и потерянным, он стал измученным. Рука, которой он вырезал печенье, распухла, и на ней не хватало двух пальцев, на их месте была белая повязка. Это не я представила его таким. Что-то вторгалось снаружи и воздействовало на меня.
— Трент? — окликнула я и испуганно отступила назад, когда он стал оседать. Его глаза выглядели покрасневшими от усталости, а волосы торчали в беспорядке. На нем все еще были черные брюки и черная рубашка, но они стали помятыми, как будто он не снимал их несколько дней.
— Да, — сказал он, его взгляд переместился к потолку. — Это я.
Было не похоже, чтобы я все еще разговаривала со своим подсознанием. Я отложила лопатку, и на место легкого испуга пришел страх.
— Что происходит?
Он перевел взгляд на меня, и я обхватила себя руками.
— Я пытаюсь вытащить тебя отсюда, но столкнулся с неожиданным препятствием.
— Ты же говорил, что сможешь сделать это! — воскликнула я, и он вздохнул, на лице смешались раздражение и стыд. — О Боже, мое тело мертво? — пискнула я, и эльф покачал головой, протестующе подняв руку.
— С твоим телом все в порядке, — сказал он, посмотрев на свою руку и на недостающие пальцы. — Оно находится в отдельной комнате, и я сижу прямо рядом с ним. Просто…
Дурное предчувствие усилилось.
— Что? — спросила я резко.
Он посмотрел на меня, скорчившись, как будто испытывал отвращение.
— Это очень старые чары, — начал он. — У меня не было выбора. Ты умирала. Рядом со мной был лишь перепуганный молодой горгулья и древние тексты, с которыми я забавлялся. Я изучал их прошлые шесть месяцев, пытаясь отделить правду от, мм, вымыслов.
