— Недолго тебе осталось убивать женщин, богомерзкая тварь! — Зло выплюнула Сибилла, с ненавистью глядя на застывшего безэмоциональной статуей герцога, — Очень скоро ты за всё заплатишь. Скорее, чем думаешь.
— Хм, ну да. Тогда до встречи в аду. — Непринуждённо улыбнулся тот, дав знак палачу.
— Вот видишь, даже ты сам не сомневаешься, куда попадёшь. — Оскал Сибиллы теперь был поистине безумным, — Но Божий суд он не только после смерти, у Судьбы тоже свои весы. Может быть, никто об этом не узнает, будут продолжать считать тебя чуть ли не героем, однако это не помешает тебе однажды захлебнуться пролитой кровью. Клянусь.
Тот даже позы не поменял. В застывшем взгляде холодных равнодушных глазах не промелькнуло не то что страха или удивления — даже тени какого-либо чувства.
Не были бы вы так самоуверенны, господин герцог! Сибилла — пророчица… Хотя, быть может, это только злоба обречённой. Хорошо бы, если нет…
Факел поднесли, и пламя вспыхнуло, с невероятной быстротой подбираясь к жертве. Оно испускало едкий дым (наверное, эти идиоты сложили влажные ветки), заставляя всех далеко отпрянуть и закашляться. Оно уже лизало ведьме пятки, когда налитые кровью огромные глаза, скользящие по толпе, наткнулись на меня — словно в немой, и от того ещё более невыносимо отчаянной мольбе. Сердце в груди сделало невероятный кульбит и замерло, чтобы в следующую секунду пуститься в неконтролируемый галоп — столько боли, безысходности было в этих хорошо знакомых мне глазах…
Я незаметно кивнула ей, сильно прикусив губу, чтобы не вырвались царапающие горло, подступающие к глазам слёзы. Если бы я могла что-то сделать, хотя бы утешить, хотя бы сказать что-нибудь на прощание — отдала бы многое… Но и этой ничтожной радости все мы лишены.
А потом раздались первые крики — нечеловеческие, жуткие. От них кровь стыла в жилах, даже улюлюканья стихли. Сам воздух, казалось, вместе с раздражающим и без того покрасневшие глаза дымом напитался болью, а запах горелой человеческой крови окончательно сводил с ума, гнал. Всех, даже самых непривередливых и завзятых уличных зевак. По правде говоря, меня хватило ненадолго… Но даже убежав оттуда, я за километр слышала эти крики. И, верно, буду слышать всегда.
В ужасе, гонимая чем-то древним, как сама жизнь, я словно загнанный зверь мчалась по кривым улицам незнамо сколько — пока хоть чуть-чуть не пришла в себя. И первый же трактир, довольно неприглядный на вид, показался мне небесным благословением.
Пирующие там пьянчужки и прочие посетители не обратили на меня совершенно никакого внимания. Всё пропахло насквозь алкоголем и табаком, от чего я беспрестанно морщилась, хотя и старалась сдержаться.
— Дайте мне какую-нибудь комнату, согрейте воду. И недорогой ужин. — Без предисловий обратилась я к пожилой женщине с обрюзглым красным лицом и в опрятном чепце.
— Два золотых. — Так же кратко ответила та.
Отдав плату, я поднялась наверх по указанному маршруту, и только оказавшись в комнате почувствовала некоторое облегчение. Номер, конечно, не господский, но я и к худшему привыкла.
Наскоро вымывшись и поужинав, я без сил упала на кровать. Бездумно глядя в старый потолок, почему-то вспомнила некогда написанные мною же строчки, которые читала сёстрам в ночи у костра, и стала тихо-тихо, почти неслышно, шептать их сквозь слёзы, слегка дрожащим, но от того не менее проникновенным голосом — будто с болью и кровью, кусками отрывая от сердца слова:
Горит костёр, гогочут люди,
Дождём одно лишь небо плачет,
Толпа слепых и глупых — судьи,
И жизнь твоя — ничто не значит.
И в чём вина — быть той, кто есть ты,
Родиться просто чуть другой…
И потому тебе нет места
Нигде, навечно ты — изгой.
Смотри, вот лают… люди? Звери!
Твоею болью тешат слух,
Втоптать бы в грязь тебя хотели,
Но выше ты, силён твой дух.
Пеплом по ветру жизнь пустили…
Не бойся в небо улететь:
За суть твою тебя убили,
Так есть ли то, о чём жалеть?…
У нас, увы, такая доля,
Но нет смиренья, взгляд прямой.
Ищи покой, как ветра в поле…
Борись за счастье быть собой,
Пока жива, пока есть силы,
Чтоб смерть с улыбкой встретить гордой,
Чтоб у преддверия могилы
Быть сильной, быть как камень твёрдой…
Не будь, голубка, безутешна,
Пусть даже в страшный смертный час:
Хотя отнюдь мы не безгрешны
Не люди — Бог рассудит нас.
Едва замолкла, как прямо за спиной натужно скрипнула дверь.
Со страхом вспомнив, что я, дура, её не заперла, с трудом отогнала от себя пронесшиеся перед глазами истории о маньяках и наёмных убийцах. Тьфу, блин, придёт же в голову. Да кому я тут нужна.
Мужчину, который по каким-то непонятным причинам решил, что ему позволено сюда входить, я никогда не видела, но почему-то он казался смутно знакомым. Среднего роста, атлетического телосложения молодой человек лет двадцати пяти, брюнет со старомодной короткой стрижкой и красивыми золотисто-карими глазами не казался опасным, но в то же время в нём сразу чувствовалось что-то такое… странное, настораживающее. Хищное.
— Вы кто и что вам надо? — Грубо бросила я.
Тот, проигнорировав мои слова, спокойно закрыл дверь, и, пройдя вглубь комнаты, сел на стул, принявшись внимательно меня разглядывать, словно оценивая.
— Повторяю: кто вы и что вам надо, чёрт бы вас побрал! — Сквозь зубы процедила вот вообще не настроенная на разговоры я.
— Леди не положено так грубо разговаривать, — презрительно усмехнулся он, — Впрочем, какие из вас, ведьм, леди…
Я забыла про всё своё возмущение, и за одно — как дышать.
— Что? — С губ сорвался нервный сухонький смешок, — Вы издеваетесь, да? Какая к чёрту ведьма? Не вам, сударь, обвинять в недостатке воспитания даму, в комнату которой вы бестактно ворвались, даже не постучавшись, и тут же принялись бросаться оскорбительными, ни в коей мере не обоснованными обвинениями. Убирайтесь отсюда, немедленно!
— О, святая простота!.. Можете не отпираться, я чувствую магию, — заявил этот ненормальный, — Вы использовали её совсем недавно. Кажется, последним сняли полог невидимости… если не ошибаюсь. Свободного времени у меня крайне мало, так что пока буду краток. Я предлагаю вам выгодную сделку: жизнь одного инквизитора в обмен на спасение вашего клана.
Меня бросало то в жар, то в холод поминутно. Откуда…? Что за?…
— Что за ахинею вы несёте… — Бледная, как простыня, растерянно прошептала я.
— Для начала научились бы лгать, — отмахнулся, как от мухи, — В данном случае это изначально бессмысленно… долго пояснять, почему. Если вам дорог ваш клан, вы выслушаете меня очень внимательно.
