– О нет, отец мой. Мой сын должен находиться под постоянным наблюдением. Из-за своего недуга он постоянно переедает и переходит при этом все опасные пределы. Если его предоставить самому себе, он и до своего тридцатилетия не доживет.
Я вспомнил двухлитровую банку с вареньем, и мне стало немного не по себе.
– Да, об этом вы уже упоминали, – сказал я.
– В таком случае вы должны понимать мое беспокойство.
Я ничего не ответил. Насколько я знаю, существуют куда менее ужасные способы воздействия на физическое состояние человека, чем помещение его в государственную лечебницу. Впрочем, это, конечно, дело родителей. Им и решать. Или же пусть решает сам мальчик, если сумеет хотя бы на день от них удрать. И мысли мои вновь вернулись к манускрипту Нарсиса, описанию Мими. Как такой любящий мальчик сумел превратиться в озлобленного замкнутого старика? И почему в итоге он всю свою любовь отдал именно Розетт, а не родной дочери? Хотя мне, пожалуй, был известен ответ на этот вопрос. Мишель трудно любить. Ирония ситуации в том, что ей надо было не прятать своего проблемного сына где-то подальше от дома, а свести его со стариком отцом, и Нарсис почти наверняка сумел бы привязаться к мальчику, как привязался к Розетт.
– Мне очень жаль, – сказал я. – Искренне вам сочувствую.
– Но его папку мне все равно ни за что не покажете?
Я покачал головой:
– Это невозможно.
– Что ж, прекрасно. В таком случае мне придется искать помощи в другом месте. – Мишель помолчала, потом прибавила: – Честно говоря, отец мой, я разочарована тем, что вы намерены принять сторону человека такого сорта, а не одной из ваших истинно верующих прихожанок.
– Что значит такого сорта? – спросил я.
Она покраснела от гнева.
– Там поймете! И не думайте, что я не понимаю, что тут происходит. Каких людей она называет своими друзьями. Этих арабских женщин из Маро! Каких-то бродяг, сплошь покрытых татуировками! А теперь еще, как оказалось, одна из них арендовала мой магазин. Да если б я знала, чем она занимается, я бы его ей никогда не сдала, хотя, Господь свидетель, деньги нам очень нужны…
– Погодите минутку. – Я чувствовал себя сбитым с толку. – Мы о ком сейчас говорим?
Мишель безрадостно рассмеялась.
– Неужели не поняли? Она сказала, что художница. Мы думали, она там галерею откроет. А теперь оказывается, у нее тату-салон, и я ставлю десять против одного, что там теперь днем и ночью всякая шваль торчать будет, и не уверяйте меня, что это не Вианн Роше ей насплетничала, что напротив имеется пустующий магазин. – Она смахнула с глаз гневные слезы. – Я столько труда положила, создавая себе здесь репутацию, а теперь стану для всех посмешищем! Меня и всерьез-то никто воспринимать не будет. И если она не нарушит условий сделки – а мы можем только наде-яться, что с ней это случится, – магазин будет в полном ее распоряжении целых двенадцать месяцев, и будет просто чудом, если она окончательно не запакостит помещение.
– Я понимаю, вы расстроены, но зачем же винить в этом Вианн Роше?
Она трескуче рассмеялась.
– Неужели вы думаете, что я их не видела! Да они болтали, как закадычные подруги, как мать с дочерью. По-моему, Вианн Роше даже какой-то подарок этой особе преподнесла. Решила поздравить ее с прибытием и успешной сделкой. Что ж, я могу сказать только одно: надеюсь, вам будет достаточно комфортно, когда здесь начнут селиться люди такого сорта. А может, если это место станет популярным, вы сможете открыть секс-шоп прямо рядом с церковью! Или – почему бы и нет? – закусочную «Макдоналдс»!
И на столь высокой ноте безапелляционного осуждения она резко встала и вышла из дома, а потом какой-то скованной походкой побрела по улице, еле переставляя ноги – точно журавль или еще какая-то болотная птица, выискивающая на мелководье добычу.
Глава седьмая
Понедельник, 20 марта
Я попытался вернуться к чтению, но сосредоточиться так и не сумел и решил пойти прогуляться, а потом пообедать или в Маро, или в кафе у Жозефины. Надо сказать, откровения Мишель заставили меня задуматься. Я, правда, не разделял ее гневного отношения к хозяйке нового заведения, но… тату-салон на площади Святого Иеронима? В Маро еще куда ни шло, там такой салон, возможно, и пришелся бы кстати. Там и арендная плата низкая, да и речные крысы страшно любят всякие татуировки, пирсинг. Но здесь, на площади? Да еще с названием точно у магазина похоронных принадлежностей?
Les Illuminés. Пожалуй, это понятие можно отнести к теме украшательства – и кожи, и кожей. В былые времена, например, манускриптам делали кожаный переплет, дабы сохранить ценившуюся на вес золота работу каллиграфов, спрятанную внутри. С другой стороны, этот салон выглядит таким чистым и светлым. Я совсем иначе представлял себе мастерскую татуировщика. Хотя, разумеется, сам я ни разу в жизни у татуировщика не был, так что мои представления, признаюсь честно, основаны исключительно на предубеждениях, которыми я отнюдь не горжусь. В последнее время я вообще стараюсь не судить людей слишком строго, хотя раньше это было мне свойственно, и все же должен сказать, что возникновение тату-салона в непосредственной близости от церкви вызывает у меня не больше энтузиазма, чем некогда вызывало появление на той же площади известной chocolaterie – и тоже в разгар Великого поста.
Интересно, кто она такая, хозяйка салона? Уж если Вианн Роше к ней ходила и поздравила с прибытием, то и мне, конечно же, следует это сделать. И я ведь собирался это сделать, отец мой. Но так до сих пор и не собрался, что, безусловно, является пренебрежением обязанностями священника.
И потом, я ведь собственными глазами видел там Жозефину – вернее, ее отражение в зеркалах. Неужели она решила сделать себе тату? Вообще-то совсем на нее не похоже. На самом деле я могу представить себе только одного жителя Ланскне, который способен приветствовать появление у нас такого салона, но этот человек уже до такой степени изукрашен, что на нем, пожалуй, трудно найти хотя бы кусочек чистой кожи.
Выйдя на площадь, я увидел, что витрина салона закрыта жалюзи. Эти пурпурные жалюзи почему-то напоминают мне веки, а витрина – подмигивающий глаз. Впрочем, табличка на двери гласила: Открыто, и я вошел, хотя и не без некоторого внутреннего трепета, услышав, как над дверью звякнул маленький колокольчик.
Внутри были сплошные зеркала и хромированная сталь – собственно, именно это я и успел увидеть, заглянув в окно. В зеркалах отражался чрезвычайно насыщенный пейзаж: синие листья, зеленые побеги, какие-то птицы с пятнистым оперением. Это было похоже на старомодные обои в богатом английском особняке, но здесь, по-моему, выглядело неуместно, поскольку остальное убранство было простым и современным. Удобные кресла вокруг кофейного столика, кофейная машина и еще одно огромное кресло с откинутой спинкой – видимо, для проведения самой процедуры…
