И я поняла, что теперь она хочет меня зарезать. Однако Йедда не стала искать свой нож. Вместо этого она подставила мне свое горло. Да, она подставила мне свое горло!
– Кусай, – улыбнулась она.
Она что, хотела со мной поиграть?
– Прикончи меня!
Она продолжала улыбаться. Как тогда, в горящем лесу. Тогда она устала от вечного цикла жизни, а теперь радовалась смерти.
– Убей меня, чтобы я наконец смогла жить.
Что она имела виду – этого я не поняла. Да мне и не хотелось этого понимать. Чего я хотела – так это впиться в нее зубами. О прародительница собак, я очень хотела впиться в нее зубами!
– Сделай это, сестра.
Голос Йедды был сейчас спокойным и абсолютно отчетливым. И поэтому меня охватило чувство отвращения. Если я ее убью, то стану такой же, как она. Стану существом, которое стремится убивать, чтобы заглушить свое горе. Последним, что сказала мне моя сестра-человек, было:
– Мы же хотим этого обе.
Мне захотелось сначала вырвать ей глаз.
Сначала – глаз!
Я оскалила зубы и приготовилась впиться ими в изувеченное лицо Йедды. Хозяйка закричала, чтобы остановить меня. Хозяин тоже что-то крикнул. Но я не обратила на это никакого внимания. От Йедды очень сильно запахло надеждой. Я приблизила зубы к ее горлу…
…но тут Лилли крикнула:
– Нет, Амели!
Я, не тронув Йедду, посмотрела на Лилли, заковылявшую к нам.
Амели?
Хозяйка и хозяин побежали к своему ребенку. Прийти на помощь женщине в шрамах они не захотели, мне – тоже. Мы обе были для них чем-то таким, чего следует бояться. Очень сильно бояться. Хозяин взял Лилли на руки и вытер с ее посиневших ступней снег, но первой рану на шее малышки заметила хозяйка:
– О Господи, твоя шея…
– Меня спасла Амели, она была такой отважной…
Только теперь ее родители поняли, что здесь произошло. Они поспешили со своей дочерью в дом, и отец при этом пробурчал:
– Я вызову полицию.
– А что с Максом? – спросила Лилли еще до того, как они все трое скрылись за входной дверью.
Ее родители ничего не ответили.
– Что с Максом? – снова спросила она.
Я посмотрела на Макса. Он по-прежнему лежал абсолютно неподвижно. Я перевела взгляд на Йедду. Она улыбнулась мне с мечтательным видом – так, словно уже видела, как летит через промежуточный мир.
Сначала глаз…
…сначала глаз…
Нет, я не была Громом.
Не была Фрейей. Айме. Пятном. Орхидеей. Моци. Не была уже даже Раной.
Но кто же я тогда?
Инала?
Нет, Амели.
Отважная.
Которая испытывает сострадание вместо того, чтобы ненавидеть!
И которая сжалилась над своим врагом.
Спрыгнув с Йедды, я побежала к Максу. При этом меня так сильно ослепил свет фар, что перед глазами затанцевали цветные пятнышки. Я услышала, как Йедда позади меня встала. Но она не пошла за мной, а осталась стоять на месте. Подбегая к Максу, я тешила себя надеждой, что хозяйка ошиблась и что он еще жив.
Он не дышал.
О прародительница собак, он не дышал!
Он не выполнил своего обещания.
Я уже собиралась взвыть от отчаяния, когда вдруг раздался грохот.
Я обернулась. Йедда повалилась на землю. Над ней среди падающих все реже снежинок поднимался вверх дымок. Когда ее тело ударилось о землю, у нее из руки что-то вывалилось. Мне вспомнился металлический предмет под названием «ружье», который был у нее с собой в лесу.
Я увидела Золотой Свет. И впервые за многие тысячи лет опять почувствовала себя счастливой. Я смогу забыть. Забыть навсегда.
Пока я летела сквозь Золотой Свет, я заключила с этими собаками мир. И впервые после тех событий в пустыне почувствовала сострадание к той самке. Моей сестре. Ей придется жить без своего возлюбленного.
С этой мыслью я влетела в промежуточный мир. Моя история закончилась. И наконец начнется совсем по-новому.
Я легла на снег рядом с Максом и прижалась к нему. Я почти не замечала того, как из домов вышли люди, как они собрались вокруг трупа Йедды, как отец Лилли подошел к ним и сказал, что сюда уже направляются полиция, врач и ветеринар… Почти не замечала я и того, что снегопад заканчивается. Я чувствовала лишь постепенно ослабевающее тепло Макса. В моей утробе бились маленькие сердечки – бились неровно, взволнованно. К моим глазам подступила соленая вода. Мои детеныши никогда не увидят своего отца…
Но я…
…я расскажу им о нем.
И я стала петь балладу о Максе и Амели:
Макс встретил Амели среди мусора.
Ее сердце было очень узким,
А его – очень широким.
Он сказал: «Пойдем со мной ко мне домой».
Она ответила: «Я уйду с тобой отсюда».
Без него она никогда бы не увидела чудо.
Море.
Лес.
Свободу.
Вечную жизнь.
Не узнала бы, что достойна любви,
Потому что способна любить.
Они оба преодолели опасности:
Снег, огонь, волка, медведя и человеческую ненависть.
Они испытали радости:
Плавание, песни, подруги.
Если бы Амели не открыла свое сердце,
То она никогда бы не узнала,
Кто она на самом деле такая.
Однако настал день,
В который Максу пришлось показать,
Каким широким на самом деле было его сердце.
Он не боролся за свою жизнь,
Он умер добровольно,
Пожертвовал собой ради своей Амели
И ради величайшего из всех чудес.
Ради вас…
…наши детеныши…
Дальше я петь уже не смогла. Я не смогла придумать для этой песни конец. Потому что мне захотелось заплакать. В моей утробе дружно бились сердечки детенышей. Одно из них билось особенно громко. Решив немного продолжить песню, я тихонько повторила…
Ради вас…
…наши детеныши.
То одно сердечко забилось еще громче. Затем оно даже выпало из единого ритма остальных сердец – как будто хотело обратить на что-то мое внимание. Я поначалу не поняла, на что именно, но потом вдруг заметила: Макс начал дышать. Тихо. Слабо. Но, о прародительница собак, он дышал!
От счастья я дала волю слезам.
