Макс снова бросился за мячиком – быстрее, чем раньше, – и залаял еще громче. Его радость была огромной, хотя и совсем не такой, как в те немногие беззаботные дни, которые ему довелось прожить со мной. Мне нравилось видеть его таким счастливым. Но одновременно с этим я расстроилась еще больше, потому что поняла: он никогда отсюда никуда не уйдет.
После того как Макс снова принес мячик хозяйке, она подошла ко мне и спросила:
– Хочешь и ты сбегать за мячом?
– Это интересно! – пролаял Макс.
Я уже поняла, как сильно ему это нравится. Мне тоже показалось заманчивым иметь возможность испытать радость охоты, никого при этом не убивая. Возможно, это на какое-то время подавило бы мою грусть…
– Хватай мячик! – крикнула женщина и бросила его далеко-далеко.
Мне очень хотелось броситься за ним. Но мне также очень хотелось не позволять этой женщине мной распоряжаться. Я, с большим трудом подавив в себе желание побежать за мячиком, осталась стоять на месте.
– Если ты не побежишь за мячиком, – сказал Макс, – то это сделаю я!
Едва произнеся эти слова, он бросился догонять мячик. И я почувствовала к нему презрение из-за того, что у него не такая непоколебимая сила воли, как у меня.
64
Мы зашли в жилище людей, в котором я чувствовала себя, как в ловушке, потому что привыкла проводить целый день под открытым небом. Впрочем, мне нравилось, что здесь тепло. В помещении, которое называлась «кухня», женщина дала нам воду и еду. Вкусную еду. После того, как я набила себе живот, женщина сказала:
– Это хорошо, что ты снова наберешься сил, барышня.
Она протянула ко мне руку и, видимо, задумалась, стоит ли пытаться меня гладить. Она так и не решилась это сделать, хоть я и не зарычала. Я была уж слишком сыта, чтобы рычать. Хозяйка почесала кожу Макса, который не только позволил ей проявить к нему такое приятное внимание, но и открыто стал им наслаждаться: он разлегся на полу кухни и подставил хозяйке свой живот. За это я почувствовала к нему еще большее презрение. Впрочем, на какой-то миг мне захотелось, чтобы и мне так почесали кожу, и я прониклась презрением и к себе самой.
Через довольно долгое время после захода солнца опять пошел снег. Женщина снова вывела нас на улицу. На этот раз она даже не пыталась надевать на нас ошейники. Мы побежали, чувствуя, что холод усилился, по тому же маршруту, что и днем, и снова опорожнились на любимой лужайке Макса, но уже не увидели рядом играющих детей. Я была уже слишком сытой для того, чтобы пытаться добраться до скрывающихся под землей мышей. Женщина уже не бросала мячик. Хорошо, что она этого не делала: я не была уверена, что снова смогла бы устоять. А если бы не устояла, мне пришлось бы презирать себя еще больше.
Когда мы вернулись домой, я обрадовалась, что ушла со снега, и тут же поспешила к камину, чтобы улечься перед ним. Макс лег рядом и прижался ко мне. Я позволила ему это сделать, хотя мне и не нравилось его поведение по отношению к людям. Просто это было уж слишком приятно – прижиматься к нему. Лилли, которая опять нацепила на себя свою пижаму с ненастоящими медведями, спросила:
– Они друг друга любят, мама?
– Думаю, да, – засмеялась женщина.
– И у них родятся щенки?
– Мы же тебе уже объясняли, – сказал отец, который только что вернулся домой с работы. – У Макса не может быть детенышей.
И тут я впервые с самого начала своего пребывания здесь почувствовала, что от Макса запахло грустью. Почувствовав это, я прижалась к нему и фыркнула:
– Эти люди нам не друзья.
Макс ничего не сказал в ответ.
– А могут они сегодня оба спать возле меня? – спросила Лилли.
Ее родители переглянулись, явно опасаясь за благополучие своей дочери. Они доверяли мне, бродячей собаке, не больше, чем я доверяла им. Наконец мужчина сказал:
– Давай подождем еще немного.
– Сколько?
– До… до… – отец все никак не мог подыскать подходящие слова.
– До тех пор, пока мы не сможем быть уверенными, что эта собака – добрая, – сказала женщина.
– Она добрая – я это и так уже знаю! – возразила Лилли.
Мне захотелось прорычать, что я никогда не буду доброй по отношению к человеческому детенышу, но Макс пихнул меня, тем самым заставив промолчать.
– А еще нам нужно дать ей какое-то имя, если ее зовут не Инала!
– Как же ты хочешь ее назвать? – спросила женщина.
– Меня зовут Рана! – пролаяла я.
Что эти люди себе воображают?
– Морицене!
– Морицене?
– Макс и Морицене! – засмеялся мужчина.
Мне это показалось ужасным. Эти люди хотели утвердить свою власть над нами, и для этого они давали нам имена. Но что бы там они ни говорили, я теперь навсегда останусь Раной!
– Ложись спать, – сказал мужчина.
Он осторожно взял девочку на руки и вынес из комнаты. При этом малышка все время весело хихикала. Происходит ли так с теми, у кого есть отец, рядом с которым можно чувствовать себя в безопасности? Как это ни глупо, но сейчас я завидовала Лилли не только потому, что она так сильно нравилась Максу, но и потому, что у нее были родители, для которых она что-то значила.
Женщина погасила свет и тоже вышла из комнаты, видимо, направляясь туда, где она будет спать. Мы с Максом теперь лежали при свете огня, пылающего в камине. У него было тяжело на сердце – я это чувствовала. С одной стороны, он любил этих людей, но с другой, именно они отняли у него возможность иметь детей. За это я его презирать не могла. Я могла лишь пытаться смягчить его печаль, а для этого мне нужно было вселить в него надежду.
– Я спою тебе песню, – сказала я.
– Какую песню?
– О чуде со щенками.
Умбра выросла среди волков,
Брин – среди собак.
Они любили друг друга, но не могли зачать детей.
А без детей им не было покоя.
Они пошли к дереву рыжего орла:
– О мудрый орел,
Как нам родить на белый свет детенышей?
Рыжий орел расправил крылья и прокричал:
– У вас никогда не будет детей, смиритесь с этим!
Смиритесь! Смиритесь! Смиритесь!
Умбра заплакала,
Брин заплакал,
И они смирились.
Но затем они услышали смех барана.
– Почему ты так смеешься?
И баран сказал:
– Тот, кто смирился с чем-то
Только потому, что ему так посоветовали, —
Настоящий болван.
Брин не захотел быть болваном.
Умбра не захотела быть болваном.
И поэтому они не смирились.
– Пой дальше, – попросил Макс, глядя на камин, в котором все еще теплился огонь.
