Проявить доброту к самой себе – может, в этом и заключался способ, при помощи которого можно было удалить пепел из моего сердца?
Я закрыла глаз и попыталась поверить словам Синего Перышка. Поверить в то, что я не виновата ни в ее смерти, ни в смерти тех собак, запертых в клетках. Я ничего не смогла бы сделать для этих бедняг. Мне хотелось больше уже не терзать себя этими ужасами, предотвратить которые я попросту не могла. Я хотела проявить доброту к самой себе.
Проснувшись на следующее утро, я глубоко вздохнула. Дышать стало легко. Неужели пепел наконец-таки – наконец! – исчез из моих легких? Пока Макс потягивался, я вскочила и посмотрела на то место на соломе, на котором сидела Синее Перышко.
Я, похоже, так ослабела от холода и усталости, что мне в полусне почудилось, будто здесь была Синее Перышко. Однако без нее – пусть даже и воображаемой – я никогда не смогла бы избавиться от своего чувства вины. Получается, для того, чтобы простить саму себя, нужна помощь подруги. А умершая подруга живет еще столько, сколько о ней вспоминают.
58
В хлеву было так холодно, что от собственного дыхания у меня перед мордочкой образовывались облачка пара. Пока Макс медленно поднимался на ноги, я думала о том, что мне предсказала Синее Перышко: я найду себе подругу получше, чем она. Это было для меня чем-то невообразимым.
Макс подошел к двери, выглянул наружу и сказал:
– Снег больше не идет.
Он, похоже, хотел снова отправиться в путь.
– Давай проведем всю зиму здесь, – предложила я.
– Как это?
– Мы вполне можем здесь жить. Мы будем выходить из хлева только для того, чтобы поискать себе еды. Здесь мы защищены от непогоды.
– Но здесь мы замерзнем и умрем, – возразил Макс.
– Почему ты так думаешь?
– Зимой здесь, в горах, может быть еще холоднее.
Еще холоднее? Такого я не могла себе даже представить.
– У нас есть только один выход… – сказал Макс.
– Нам необходимо найти твой дом, не так ли?
– Именно так.
Мы вышли из хлева, который я уже начала было воспринимать как свой новый дом, и пошли по снегу, который стал еще более глубоким, чем вчера. Каждый шаг по этому глубокому белому покрову был труднее предыдущего. Едва мы спустились по склону пригорка на дорогу, как я уже остановилась, чтобы передохнуть, и проглотила немного снега, чтобы утолить жажду. Меня радовало то, что, по крайней мере, моя шерсть потихоньку согревалась от падающих на нее лучей солнца. После того как и Макс проглотил немного снега, мы пошли дальше. Автомобили оставляли в снегу глубокие длинные следы, по которым нам было легче идти, пусть даже нам то и дело приходилось отходить с них в сторону. По мере того, как мы поднимались в гору, дорога становилась все более крутой. Мы шли всю первую половину дня, ни разу не остановившись, чтобы передохнуть, пока не увидели на очередном повороте дороги мертвую кошку. Ее переехал автомобиль. Мы с Максом обнюхали ее труп. Пахло от него нехорошо, но мы были очень голодны и при этом не смогли бы поймать и убить в этих горах каких-либо животных. Возможно, они все стали такими разумными, что ушли зимовать в какую-то другую местность. Вообще-то и нам следовало бы поступить так же.
Мы c Максом вместе разодрали труп кошки и слопали ее жесткую плоть.
– Я тоскую по той еде, которую мне давали дома, – сказал Макс, когда мы снова пошли вверх по дороге.
Небо над нами постепенно заполнялось тучами, пока они совсем не скрыли солнце. Чуть позже опять пошел снег. Сначала реденький, вскоре он стал даже более густым, чем в предыдущий день. Тем не менее мы шли дальше – замерзшие, дрожащие, с шерстью, покрытой снегом, и постепенно тающими силами. Я попыталась разглядеть сквозь густой снегопад, нет ли где-нибудь впереди еще одного хлева, в котором мы могли бы укрыться от непогоды. Нет, никакого хлева я нигде не увидела. Мимо нас уже не проезжали автомобили. Даже людям эта вьюга казалась уж слишком сильной.
Мы шли все медленнее и медленнее. Наконец я остановилась, чувствуя, что мордочка у меня сильно замерзла, а лапы онемели.
– Я больше не могу.
– Давай ляжем вон под тем кустом, – предложил Макс.
Хоть я и понимала, что ни куст, ни дерево, ни еловый лес, ни, возможно, даже пещера в скалах не защитят нас от холода, я из последних сил пошла к обочине дороги. Мы улеглись под ветками, на которых уже совсем не осталось листочков, и сильно прижались друг к другу, однако греть друг друга толком не получалось. Ледяной ветер загонял снег даже под этот куст.
– Пурга наверняка скоро утихнет, – сказал Макс.
Его слова прозвучали так, будто он вложил в них свою самую последнюю надежду. Я не смогла ничего ответить, потому что было очевидно: они не соответствуют действительности, и даже если вьюга скоро утихнет, мы в эту ночь замерзнем насмерть.
Мы некоторое время полежали, дрожа, друг возле друга, думая каждый о своем, а затем Макс сказал:
– Нам нужно поискать что-нибудь другое.
Я уже не смогла бы подняться на ноги – мои силы иссякли.
– Орхидея… Нам необходимо идти дальше…
Мне не хотелось идти дальше. Мне не хотелось даже держать свой глаз открытым.
– Орхидея!..
– Мне нужно немного времени, чтобы собраться с силами, – тихо сказала я и закрыла глаз.
– Хорошо, – согласился Макс, хотя он явно не был с этим согласен и наверняка чувствовал, что я не соберу никаких сил, ведь я, наоборот, с каждым мгновением все больше и больше слабела.
Я слышала шуршание веток, завывания ветра и дыхание Макса, однако эти звуки звучали все глуше…
– Прижмись ко мне покрепче, – сказал Макс.
Его голос, казалось, раздался где-то очень далеко от меня, и я почти не обратила на него внимания. Поскольку я даже не пошевелилась, он сам придвинулся ко мне плотнее. При этом он сказал:
– Я тебя согрею.
Мне хотелось лишь спать.
– Орхидея!..
Спать всю зиму напролет.
– Рана!.. – позвал он меня по имени, которое было моим на протяжении большей части нашего с ним путешествия.
И уже больше не мерзнуть.
– Рана, ответь мне!
Никогда больше не…
– Рана, проснись!
…не мерзнуть…
– Пожалуйста!
…а летать вместо этого в облаках.
– Мне очень жаль.
Голос у Макса задрожал – задрожал не от холода, а от страха.
– Ты была права – нам следовало остаться в том хлеву. Из-за меня… из-за меня ты умрешь.
То, что и сам он тоже замерзнет насмерть, ему, похоже, в этот момент даже в голову не пришло – я была для него важнее. И он, видимо, тоже был важнее для меня, чем мое желание заснуть и летать затем со своей душой над облаками.
