Мы с Максом подошли к двери, которая была слегка приоткрыта. Я просунула свою мордочку в узкое пространство между дверью и дверной коробкой и надавила на дверь так, чтобы она еще больше приоткрылась и чтобы мы могли войти в хлев. Уже после первых нескольких шагов внутри хлева я почувствовала облегчение: хотя пол был холодным и влажным, на нем не было снега, а ветер здесь дул тихонечко, прорываясь сквозь щели между досками. А самое главное – здесь не было ни животных, ни людей. Так что мы вполне могли провести здесь ночь.
Я встряхнулась посильнее, чтобы избавиться от снега, лежавшего на моей шерсти, и направилась к куче сухой соломы в углу, защищенном от ветра. Я улеглась на этой соломе. Мне хотелось только одного – спать. Несколько дней подряд. Пусть даже Синее Перышко наверняка сочла бы это неправильным, потому что мы опять потеряли бы драгоценное время. Однако зима в горах все равно уже наступила, нам ее не избежать, а потому мы вполне могли наконец позволить себе отдохнуть.
Макс улегся рядом со мной на солому. Мы прижались друг к другу – для нас в данном случае это было вполне естественно – и быстро уснули. Мы были слишком усталыми для того, чтобы еще и петь себе перед сном.
Когда я проснулась, была уже ночь. Вьюга за стенами хлева стихла. И тут вдруг откуда-то появилась и села передо мной на солому Синее Перышко.
57
– Синее Перышко? – растерянно спросила я.
– А ты разве знаешь какую-то другую птицу, у которой есть желание следить за двумя глупыми собаками?
О прародительница собак, это была она!
Я с трудом различала свою подругу в этом темном хлеву, однако я безошибочно узнала ее чириканье. И почувствовала запах ее крови. Кровь была свежей – как будто раны на ее тельце еще не зажили. Я смущенно посмотрела на Макса. Он спал – а значит, не услышал и не увидел Синего Перышка и не почувствовал ее запаха.
– Я же предупреждала вас, что в снегопад лучше никуда не идти.
– Да, предупреждала, – тихонько сказала я.
– Вы – две глупые собаки, – добродушно и даже немного ласково прочирикала Синее Перышко.
Я смогла разглядеть маленькие косточки, которые все еще торчали из ее тельца. Как Синему Перышку удалось остаться в живых и лететь за нами с такими ранами?
– Ты теперь останешься с нами? – спросила я.
– Нет, это мне не подходит.
– Но ты же моя подруга.
– Я твоя подруга?
– Да!
– Ну, значит, подруга.
– А я разве тебе не подруга?
Я вдруг испугалась, что эта маленькая заносчивая птичка не хочет, чтобы мы с ней дружили.
– Почему бы тебе и не быть моей подругой?
– А потому, что я тебя не послушалась.
– Слушаться меня – не всегда разумно, – печально проговорила Синее Перышко. – Спроси об этом пятнадцать моих братьев и сестер.
Я с удовольствием ее как-нибудь утешила бы, однако совершенно не представляла, каким образом я могла бы это сделать. Кроме того, у меня и у самой совесть не была спокойна.
– И потому, что я не защитила тебя от твоей стаи, – прошептала я.
– А как ты могла бы это сделать? Ты что, умеешь летать?
– Нет, летать я не умею. Однако от той женщины я тебя должна была бы защитить.
– А разве ты могла предвидеть, что она захочет меня раздавить?
– Я должна была это предвидеть!
– Ну как же ты могла бы это предвидеть?
Этого я не знала. Я снова посмотрела на Макса и удивилась: почему он не просыпается от чириканья Синего Перышка?
– Раз ты не можешь ответить, за тебя отвечу я: ты этого предусмотреть не могла, – сказала птица.
Синее Перышко, выходит, меня простила. Это вроде бы должно было меня обрадовать, однако я лишь почувствовала еще большую растерянность.
– Но как тебе удалось выжить? – спросила я. – Я ведь видела, как ты умерла.
– Все очень просто. Я не могла по-настоящему умереть. Я ведь с вами еще не попрощалась. Сначала нам нужно попрощаться.
– То есть как это попрощаться? Ты не можешь попросту взять и улететь. Оставайся со мной! Ты ведь моя подруга!
– Ты найдешь себе подругу получше, чем я.
– Получше? Ты – единственная подруга, которая у меня когда-либо была. Я не дружила даже со своей собственной сестрой!
– Поверь мне, ты найдешь себе подругу лучше, чем я, – повторила Синее Перышко свое предсказание.
– Подруги лучше тебя быть не может, – возразила я.
– Почему не может?
– Ты – подруга, которая… – я стала подыскивать слова, которые больше всего подошли бы этой маленькой птичке.
– Которая что?..
– Которая… которая прощает.
– Подруги для того и существуют, чтобы прощать.
Я попыталась вдохнуть ее запах. То, что от нее пахло кровью, не имело для меня значения. Мне хотелось почувствовать близость Синего Перышка. Однако едва я сделала глубокий вдох, как тут же закашлялась.
– Пепел? – спросила Синее Перышко.
Я продолжала кашлять.
– Он у тебя не в легких, – сочувственно констатировала птица, – он у тебя в сердце.
Мне стало немного легче оттого, что Синее Перышко прочирикала это так ласково.
– Рана, тебе необходимо наконец избавиться от этого пепла.
– Но как я могла бы это сделать? – спросила я и тут же снова начала кашлять.
– Для этого ты должна осознать то, что осознала, когда я умерла.
Я изо всех сил пытаюсь понять:
– Что я ни в чем не виновата?
– Что ты не смогла бы спасти ни одну из тех собак, которых заперли в клетках.
– Но ты ведь и сама все никак не можешь простить себе гибель своих братьев и сестер, – возразила я.
– Я приняла неправильное решение. И тем самым привела свою стаю к смерти. Ты же принимала только правильные решения. Если бы ты осталась там, рядом с сидящими в клетках собаками, вы с Максом оба тоже погибли бы. Безо всякого смысла. А так ты спасла хотя бы его. Я же, наоборот, поступила неправильно.
– Я все равно не смогу простить себе то, что бросила других собак в беде.
– Нет, еще как сможешь.
– И каким же это образом?
– Прояви доброту к самой себе.
– Проявить доброту? – не поняла я.
– Я уже больше не могу проявлять доброту к тебе, Рана. Всего хорошего! – прочирикала Синее Перышко в последний раз и растворилась в воздухе.
Я всмотрелась в темноту и попыталась уловить ее запах, но даже он улетучился.
