Прошло еще некоторое время, прежде чем я смогла почувствовать запах этих собак, поскольку его ослаблял дождь. Но при этом я констатировала, что запах, исходящий от их мокрой шерсти, вообще-то очень сильный. Он был сильнее запаха шерсти не только моих братьев и сестры на мусорной свалке, но даже запаха шерсти медведя.
Я ткнула мордочкой Макса. Ему не хотелось просыпаться. Я ткнула сильнее, он пошевелился и спросил, не открывая глаз:
– Что такое?
– Принюхайся, – тихо потребовала я.
Встревожившись из-за моего обеспокоенного тона, он стал принюхиваться, но по-прежнему не открывал глаза. Затем тихо спросил:
– Что это за животные?
– Собаки.
– Собаки так не пахнут!
Он наконец открыл глаза.
– Откуда у тебя такая уверенность?
– Там, где я живу, водится много разновидностей собак, и ни одна из них не пахнет так, как эти животные.
– Как видно, есть и такая, которая пахнет вот так, – сказала я, хотя и не была уверена в том, что говорю.
Хотя от этих животных не пахло ни жгучей ненавистью, ни кипучей кровожадностью, ни даже голодом, мой инстинкт подсказывал, что нам лучше спрятаться.
Выбегать из своей пещеры и пытаться спастись бегством – это было бы слишком опасно. Собаки, которые могут так проворно двигаться по склону горы, догнали бы нас очень быстро.
Мы могли только забиться подальше в свою пещеру в надежде на то, что они нас не заметят. Однако не отползли мы назад и на расстояние в одно собачье туловище, как почувствовали, что уперлись в каменную глыбу.
– Здесь есть какие-то животные, – услышала я голос, такой низкий, что голос Макса по сравнению с ним казался тоненьким тявканьем щенка.
– Добыча? – послышался еще более низкий голос, и мы с Максом затаили дыхание.
Хотя я попыталась успокоить себя тем, что собаки не едят собак, у меня не было уверенности, что эти животные – и в самом деле собаки.
– Нет, это не еда, – сказал первый голос.
– Нет, это не еда, – согласился второй голос, хозяин которого, по-видимому, тоже уже почувствовал наш запах.
Мы с Максом облегченно вздохнули: эти животные на нас нападать не станут.
– Но они, возможно, хотят отнять у нас нашу добычу, – сказал первый голос.
Ему уже не нужно было ничего добавлять для того, чтобы нам стало понятно, что теперь они точно на нас нападут.
– Они совсем близко, – снова послышался первый голос.
– Идите за мной.
Теперь стало ясно, что более низкий голос принадлежит вожаку и что мы оказались в западне.
– Нам нужно отсюда убежать, – тихо предложила я. Мне показалось, что просто сидеть здесь и ждать для нас слишком опасно. – Если мы побежим в двух разных направлениях и я сумею сделать так, чтобы они погнались именно за мной, тебе, возможно, удастся спастись.
– Нет, так не пойдет.
– Не пойдет?
– Я выйду к ним и объясню, что мы вовсе не хотим отнимать у них добычу.
– А если тебе не удастся им это объяснить?
– Удастся, – сказал Макс, однако он и сам, похоже, не был в этом уверен.
Он уже собирался встать, когда я сказала ему:
– Ты вообще-то обещал жить дольше, чем я!
– Да, обещал, – согласился он и остался лежать там, где лежал.
Спасаться бегством было уже поздно. Первое из приближающихся животных уже стояло на каменных глыбах, в пространстве между которыми находились мы. Нам не оставалось ничего другого, кроме как, еле слышно дыша, слушать, как над нами собираются другие животные, и надеяться, что они пройдут мимо нашего убежища. Но они, конечно же, этого не сделали.
Их вожак спрыгнул с глыб и встал перед входом в нашу пещеру. Сквозь ослабевающий дождь мы увидели худощавые, но сильные ноги, покрытые серой шерстью. Такие ноги не могли принадлежать ни собаке, ни какому-либо другому животному, которое нам в этой жизни уже доводилось видеть.
– Выходите! – резко потребовал вожак.
Тон его голоса не оставлял никаких сомнений в том, что если мы не выполним его требование, он зайдет в наше убежище и это будет означать для нас верную смерть. Макс первым выбрался из пещеры. Я, последовав за ним, наконец поняла, что это за животные с серой шерстью, которые один за другим спрыгивали с каменных глыб и становились рядом со своим вожаком.
– Вы, я вижу, собаки, – констатировал вожак.
– А вы – волки, – сказала я, стараясь говорить как можно более твердо.
50
Я еще никогда не встречала волков, но я всегда представляла их себе именно такими. Большими. Сильными. Дикими. Величественными. Даже одна имеющаяся среди них самка – и та производила неизгладимое впечатление. По сравнению с ними мы с Максом были похожи на безобидных комнатных собачонок, позволяющих людям водить их по городу на поводке.
– А что вы, собаки, делаете здесь, так далеко от города? – спросил нас вожак.
У него было темно-коричневое пятно вокруг глаза. Уму непостижимо: у него, как и у меня, было пятно, но никто к нему из-за этого презрительно не относился. Более того, он даже стал вожаком стаи!
– Мы хотим попасть к моим людям, – пояснил Макс.
Я тут же мысленно обругала его за это. Было ведь очевидно, что волки после таких его слов будут относиться к нам с еще большим презрением, чем уже относились. В конце концов, мы были меньше и слабее их, а у меня еще и недоставало одного глаза. Мне впервые за долгое время снова стало стыдно за свою изувеченную морду. Благодаря Максу я во время последнего этапа нашего с ним путешествия почти не вспоминала о том, что я калека, но вот теперь, когда я стояла перед стаей волков, да еще и такой впечатляющей, я снова почувствовала себя уродливой и тщедушной.
Волкам ответ Макса отнюдь не показался забавным. Хуже того, некоторые из них оскалились, а вожак презрительно сказал:
– Собаки, вы ужасно слабые.
– Мы не слабые! – рявкнула я.
– Не слабые?
Волк пошел ко мне, остановился очень близко от меня и дыхнул мне прямо в мордочку. Макс хотел было втиснуться между ним и мною, чтобы меня защитить, однако прежде чем он успел это сделать, я прорычала волку:
– Мы вообще-то преградили путь медведю и сумели удрать от огромного пожара. Вы можете похвастаться чем-нибудь подобным?
– Мы много сезонов назад даже убили одного медведя, – фыркнул вожак.
– А мы – гораздо более могучее чудовище, – заявила я.
– Более могучее, чем медведь?
Следовало ли мне рассказать вожаку стаи о Йедде? Поймет ли он, о чем идет речь? Известно ли волкам о промежуточном мире? Знают ли они, что у нас у всех есть душа? Имеются ли и среди волков такие, любовь которых сильнее забвения?
