Интересно, каково это – присутствовать при рождении песни-истории?
– Да, выдумай что-нибудь! – взволнованно попросила я и сильно захлопала хвостом по земле. – Выдумай что-нибудь!
– Хорошо, – сказал Макс и замолчал.
– Ну давай же, давай!
– Вы с Лилли легко сошлись бы.
– Почему это?
– Вы обе – одинаково нетерпеливые.
– Ну же, рассказывай! – сказала я еще требовательнее, потому что мне не понравилось, что меня сравнивают с человеческим детенышем, а также потому, что мне хотелось обязательно услышать песню.
– Я расскажу тебе историю…
– Нет, спой! Это люди рассказывают истории, а собаки их поют!
– Ну хорошо, – согласился Макс, – я спою тебе балладу…
– А что такое баллада?
– Это песня.
– Ну так и скажи, что споешь песню.
– Я спою тебе балладу о Максе и Орхидее.
– А что такое Орхидея?
– Это самый красивый из всех цветов, какие только есть на белом свете. Так говорит хозяйка.
– Ты поешь о себе и о цветке? – не поняла я.
– И об их детенышах, – добавил он.
При этом было совсем не похоже, что он хочет пошутить или просто рассказать что-нибудь непонятное.
– Ты зачал детенышей с цветком?
Я представила себе цветы с собачьими головами и даже вся встряхнулась. Однако когда я уже собиралась сказать, что мне совсем не хочется слушать балладу о об этих странных существах, Макс прошептал:
– Я имею в виду тебя.
– Меня?
Макс пришел на мусорную свалку…
…Его голос звучал совсем не мелодично. Настолько немелодично, что я едва не рассмеялась. Однако его голос удивительно вибрировал в моем животе.
Он был обыкновенной дворнягой.
Мне захотелось залаять: «Никакой ты не обыкновенный! И никакая не дворняга!» Однако я молчала и продолжала слушать.
Он не умел красиво петь,
Он не находил ритма для слов.
Он его и в самом деле не находил.
Когда он встретил Орхидею,
Он поначалу не разглядел ее красоты.
Какой еще красоты?
Но ему уже снились о ней сны. И он думал, что он ее любит. Но он ее не любил.
– Он ее не любил? – обиженно спросила я.
– Нет, он любил ее только в тех снах.
– Только в тех снах, – грустно повторила я.
Чтобы ее полюбить,
Ему пришлось сперва кое-что осознать.
– Что? Что ему пришлось осознать? Спой об этом. Спой!
То, какой прекрасной она была в жизни.
– Она была… прекрасной в жизни?
Ей пришлось горевать о птице.
– Да, пришлось.
Она выла даже сильнее, чем Макс.
У нее было большое сердце.
И когда он это осознал,
Он начал ее любить.
Даже и в этой жизни.
– Даже и в этой жизни? – Да.
И они жили с тех пор возле водопада.
– Он уже больше не хотел к Лилли?
– Хотел, но еще больше он хотел быть рядом с Орхидеей.
– Возле водопада…
В безопасности и спокойствии.
Как замечательно это, видимо, было. Как замечательно это могло бы быть.
И у них появились детеныши.
Детеныши .
Роза.
Фликс .
Карло.
Фиона.
– Фиона?
– Мне хотелось, чтобы одну из наших дочерей звали так же, как мою умершую подружку.
– Значит, ее зовут Фиона.
При взгляде на детенышей,
Которых у них вроде бы не должно было быть,
Они оба плакали.
– От счастья? – От счастья.
Макс и Орхидея. Макс и Орхидея.
Он перестал петь и посмотрел на меня. Тогда я сама стала сочинять следующую строфу:
Макс и Орхидея.
Двое калек.
Два спутника.
Двое влюбленных.
Теперь я, наконец, смогла это сказать. А точнее, спеть.
– Ты тоже меня любишь? – настороженно спросил Макс.
– Да, люблю. Но совсем не потому, что такова наша судьба.
– Тогда почему?
– Потому что так велит мне мое сердце.
41
Мы продолжали лежать на солнце, но сильнее его лучей меня согревало ощущение счастья. Я впервые осознала, зачем я живу в этом мире. На белый свет рождаются не только ради того, чтобы выживать. Не только ради того, чтобы питаться и защищаться от непогоды. Нет, на свет рождаются, чтобы жить. Да, жить. Найти кого-то, кто может дать тебе возможность почувствовать, что ты живешь.
Я хотела было снова потереться своим носом о нос Макса, но тут вдруг муравьи, муравейник которых находился на расстоянии в пару собачьих туловищ от ручья, дружно побежали в нашу сторону. А еще в нашу сторону поползли пауки. Вскоре после этого птицы, летевшие на юг и присевшие отдохнуть на ветках, покинули свои ветки и полетели… обратно на север?
Мы с Максом встревожились.
Юный самец косули пробежал между деревьями и стал в панике метаться вдоль ручья, пока не нашел узкое место, в котором он мог через него перепрыгнуть. Вслед за ним устремились бабочки. Две большие птицы – видимо, те, которые издавали ночью низкие звуки, – пролетели над нами в том же направлении.
Нас невольно охватило желание последовать примеру других живых существ и дать отсюда деру. Я попыталась учуять, какая опасность вдруг стала нам угрожать. Опасность эта была, видимо, серьезной. Однако первым ее распознал Макс: