– А ты высасывала яд из раны? – спрашивает меня какой-то мрачный голос.
Я смотрю в сторону. Один из псов со светлой шерстью и черной мордой отстал от остальных и теперь идет рядом со мной.
Это Макс, и в то же самое время это не Макс.
Я знаю, что его зовут Дьялу. А меня – Инала. Его имя означает «Стремительный ветер», а мое – «Отважная».
«Отважная» – это намного лучше, чем «Рана».
– Да, я это делала, – отвечаю я и снова чувствую на языке вкус отравленной крови.
Дьялу на пару мгновений, похоже, задумывается, не предложить ли мне, чтобы он высосал остатки яда из моей лапы, но он этого не делает. Мы принадлежим друг другу. Я слышу это по его сердцу, которое колотится, хотя мы не бежим. Да и мое сердце начинает биться сильнее всякий раз, когда Дьялу рядом со мной. Я чувствую, что он, стоит мне взглянуть на него, пахнет уже не иссохшейся плотью языка, а жизнью. Насыщенной событиями жизнью. А может, это запах… любви?
Я не знаю, как пахнет любовь. Если у нее есть какой-то запах, то он, видимо, примерно вот такой.
Я, приободрившись, ускоряю шаг. Однако проходит совсем немного времени – и я начинаю хромать. При этом я слышу, как барахтается в песке укусивший меня скорпион. Однако это попросту невозможно: мы уже оставили его далеко позади. Я постепенно отстаю от остальных. Вскоре я вообще не смогу за ними идти.
– Я тебя не оставлю, – говорит Дьялу.
– Даже когда я уже не смогу идти, оставайся со стаей, – говорю я в ответ. – Вы найдете воду. А возле воды – и животных, на которых можно охотиться. Вы сумеете выжить.
Дьялу улыбается.
– Почему ты улыбаешься? – спрашиваю я.
– Ты – особенная, Инала.
– Я – такая же, как все.
– Нет. Ты боишься, но при этом хочешь забрать у меня мой страх.
– Я хочу, чтобы ты выжил.
– А я не позволю, чтобы ты умерла.
Я, шагая дальше, опять сильно надавливаю на пораненную лапу и невольно взвизгиваю.
– Что случилось? – озабоченно спрашивает Дьялу.
Я не хочу говорить ему, что я могу теперь лишь ковылять на трех лапах. Я не хочу признаваться в этом даже себе самой. Я собираюсь с силами, делаю несколько шагов, но затем мне приходится остановиться. При этом мне опять кажется, что я слышу, как скорпион барахтается в песке.
Дьялу тоже останавливается. Последние из женщин, ведя за руку детей постарше и держа у груди младенцев, преодолевают пригорок, который мне одолеть уже не по силам.
– Иди, – прошу я Дьялу.
Он не уходит.
– Ты должен жить.
Он молчит. И продолжает стоять. Возле меня.
– Почему ты не уходишь? – рычу я.
И он – абсолютно спокойно – отвечает:
– Потому что я не хочу жить без тебя.
– Проваливай! – лаю я еще более сердито.
Из моих глаз течет соленая вода. Она течет и от счастья, потому что Дьялу любит меня так сильно, что остается со мной, и от горя, потому что он из-за меня умрет.
Дьялу подходит ближе ко мне.
– Что ты делаешь?
Он, ничего не отвечая, ласково трет кончиком морды под моими глазами, чтобы вытереть соленую воду. Мое туловище от его прикосновения дрожит.
– Пошевеливайтесь! – слышу я, как нас зовет один из темнокожих людей. Его голос доносится до нас из-за пригорка. Он говорит на языке, который похож на щелканье.
Я не слушаю этого человека, а закрываю глаза, чтобы еще лучше почувствовать запах Дьялу. Смерть не так страшна, когда знаешь, что тебя любят.
Я слышу звуки шагов человека. Он приближается к нам из-за песочного пригорка.
– Анатьяри нам поможет, – говорит Дьялу.
Я открываю глаза. Я все никак не могу привыкнуть к тому, что их у меня два. У этого человека не просто пепел на лице, а еще и две широкие желтые полосы на обеих щеках. От него, как и от Дьялу, совсем не пахнет страхом. Они оба надеются на то, что все будет хорошо.
– Анатьяри тебя спасет, – заявляет Дьялу, и его тело дрожит от радости.
Я не понимаю, что он хочет мне этим сказать. Я ведь уже больше не могу ходить. Как человек может мне помочь?
Человек по имени Анатьяри подходит ко мне, наклоняется надо мной, засовывает свои руки мне под живот и высоко меня поднимает.
Я позволяю ему это сделать. Да, я и в самом деле позволяю человеку взять меня на руки!
Дьялу взволнованно прыгает вокруг нас, пока этот человек меня куда-то несет. Из обоих моих глаз опять течет соленая вода. На этот раз от охватившего меня чувства благодарности.
22
Я проснулась после этого сна так, как еще никогда не просыпалась. Обычно я просыпаюсь медленно и забываю даже обрывки сна уже в тот момент, когда открываю свой глаз. А после кошмарного сна мое сердце колотится, как бешеное, но инстинкт каждый раз говорит мне, что это был всего лишь сон и что мне не угрожает никакая опасность. Мое сердце колотилось и на этот раз, однако инстинкт мне ничего не сказал. Мне это все и в самом деле лишь приснилось? Все это – пустыня, стая, Дьялу, человек по имени Анатьяри, который меня нес, – показалось мне настолько же реальным, насколько реальными были холодные каменные ступеньки входа в дом, у которого я сейчас лежала. Наверное, именно такое замешательство чувствовал и Макс, когда просыпался после тех своих снов. Для него они были воспоминаниями. О других местах. О других временах. О других телах. О другой жизни. И в каждом таком воспоминании мы с ним были вместе и принадлежали друг другу. В его снах мы друг друга любили. А вот в моем сне… в моем сне я любила Дьялу. А Дьялу любил Иналу.
Макса же я не любила.
Могла бы я этому научиться? Можно ли вообще научиться любить? Я не знала ответа на этот вопрос, но была уверена в одном: мы с Максом были двумя собаками, которые принадлежали друг другу. Возможно, не как влюбленные. Однако и не только как двое калек, у которых никого больше нет. Как две собаки, которым снятся подобные сны!
Я должна найти Макса. Я обязательно должна рассказать ему о пустыне, о Дьялу, Иналу и Анатьяри! Я вскакиваю и бросаюсь бежать в том направлении, в котором он от меня ушел. Да, он уже больше не хотел, чтобы я была рядом с ним, но теперь, когда и мне тоже приснилось нечто подобное, все может измениться!
Мне было совсем не сложно идти по его запаху вдоль по улицам, хотя на них уже чувствовались более свежие запахи других собак. С каждым углом, за который я поворачивала, с каждой улочкой, по которой я пробегала, запах Макса становился все более интенсивным. Я бежала все быстрее и быстрее. Бежала до тех пор, пока на одной улочке, на которой стояли баки с мусором и в конце которой виднелся высокий забор, этот запах не показался мне еще совсем свежим. Он как бы завис в воздухе. Он не вел ни в каком направлении – ни вперед, ни назад. Как будто Макс растворился в воздухе. И к этому запаху примешивался запах страха.
